Владимир Леви: Искусство быть другим

Ну, вот и представилась. Так знаешь что, Леночка?

Счастлива, что самое интересное. Я, я счастлива, я, эгоисточка с малых лет, шагу не ступавшая без "как на меня смотрят"... Счастлива. Не веришь приезжай, посмотри, для тебя, пожалуй, и бинты сниму на минутку.

Таких дур, как мы, и надо лечить ожогами, уродка была до этого, вот что ясно, как божий день. Вот на этом снимке, где самая хорошенькая, как все говорят, мама не позволяет снять со стены, мне тут 18, первая любовь и все такое, вижу как сквозь молоко, но ясно: уродина, душа неумытая. И сколько таких вокруг. Через минуту старухи, и все слепы, как совы днем. Жалко. Помочь нечем, ожогом только. А обожженная счастлива, моя милая, обожженная не зависит ни от кожи, ни от носа, ни от чего, обожженная свободна, хотя времени нет совсем.

Другие заботы. И никаких больше операций, незачем, некогда. Друзей не было, а теперь много, хожу на ГИП, не успеваю, мама болеет, а теперь вот и Федор. Тоже инвалид, без обеих ног. Художник. Не показываю, конечно, что было лицом, обходимся...

Ну, что тебе еще, на прощание? Печатаю на машинке, вслепую. Овладела английским в объеме иняза, занимаюсь испанским, читаю пальцами и остатком зрения, перевожу, играю на гитаре, пишу песни, сказки, еще коечто, не печатают, но Федору нравится. Вот так, Леночка.

Да, и самое главное впереди: сама скоро мамой стану, бог даст, уже на четвертом месяце. Сперва испугалась, хотела аборт, боялась, как ему это будет, но Д. С. успокоил: "Маленький привыкнет, большой поймет". А у него будет все. Насчет того, кому стоит жить, а кому нет, скажу так: всякому дано право увольнения по.собственному желанию, но увольнение увольнению рознь.

Бывает и своевременная отставка, на манер Хемингуэя.

Но выбрать время-искусство труднейшее (почитай Сенеку, "Письма к Луцилию"). А бывает-и чаще всего - дезертирство, бегство трусливых дураков. Жизнь - война, ты понимаешь? За человеческую душу,, за ваши души, слепцы, не на смерть, а на жизнь... А много ли настоящих солдат? Вот и приходится дезертиров вроде меня посылать в штрафные батальоны, а дур вроде тебя, поелику возможно, учить.

Прости за резкость, имею право. Не потеряешь - не найдешь. Предложи мне теперь лицо какой хочешь красавицы - откажусь.

У меня уже есть. Поняла ты или нет?.. Тебе не досталось ожога, пусть его заменит мое письмо.

Прости. Будь здорова.

Твоя Елена".

Письмо возымело действие.

Некоторые соображения

Я уходил, Д. С. рассуждал, дело опять затягивалось.

- Возьмем две точки, отделенные друг от друга некоторым расстоянием. Назовем одну Здоровьем, а другую Болезнью. Что мы видим?

- Способ Мышления Здорового Большинства. Есть люди здоровые, то есть мы. И есть больные: сумасшедшие-ненормальные - психи чокнутые-чекалдыкнутые-чайники-кипятильники-самовары-будильники...

- А теперь соединим точки линией и наметим на линии третью точку. Ровно на середине.

- ..Ага, ну это те, которые еще не совсем. Слегка-сприветом-немного-того-малость-нервные-чуть - чуть дёргаются-по-утрам-бегают. И психиатры, им за вредность дополнительный отпуск...

- Стоп-стоп. Ну-ка еще точечки. Целых две: между первой и второй и между второю и третьей. Здесь Способ Мышления Здорового Большинства исчерпывается. Неведомо пока еще Здоровому Большинству, что оно как раз и пребывает между этими точками, в рыхлом промежутке, который наука называет умным словом кон-тину-ум, что и Псих-Здоровье, и Псих-Болезнь суть абстракции, живущие исторической жизнью и подбирающие для своего воплощения конкретных персон. Смело говорю от имени профессионально здорового большинства: норма там, где нас не. Когда, мы идем, норма перед нами расступается, как полевая трава, а на нас летит, как мошкара на огонь, патология. Какой психиатр не увидит в ближнем той или иной степени ненормальности? Какой нормальный человек приблизится к психиатру?..

Открылась дверь, Циник вошел, я вышел.

Иногда

(запись из личного дневника Доктора)

"...когда опять наталкиваешься на стену, когда в очередной раз опускаются руки, когда просвещенный умница, почти гениальный критик смотрит на тебя ясными глазами имбецила и опять задает вопрос ни о чем, когда свежо, смело и в который раз навсегда, как любовь, приходит отчаяние и разваливается, как захмелевший купчик, разбросав где попало конечности, а потом отправляется гулять, гулко аукая по закоулкам души...

О, да что говорить (спокойствие) - что говорить, если весь громоздкий поезд технологической цивилизации еще откуда-то оттуда, от первого шумерского колеса, взял да и сперва медленно, потом все быстрее, быстрее, быстрее...