Для архетипа нет никакого "разумного" замещения — вероятно, даже в меньшей степени, чем для мозжечка или для почки. Мы можем исследовать органы тела анатомически, гистологически или с точки зрения исторического развития. Тогда этому же, вероятно (применительно к архетипу), соответствовало бы описание его феноменологии и воссоздание историко-сравнительных параллелей. Однако смысл органа тела явствует только и исключительно из телеологической постановки вопроса. Отсюда и возникает вопрос: какова биологическая цель архетипа? Задача психологии — дать ответ на те же вопросы об архетипе, которые ставит и решает физиология в отношении физиологических органов и тел.
Мы бы только уклонились от вопроса, если бы констатировали, что "мотив ребенка" является пережитком воспоминания о собственном детстве" или если бы давали другие подобные разъяснения. Но если мы — чуть изменив посылку — скажем, что мотив ребенка — это образ некоторых обстоятельств собственного детства, которые мы позабыли, то это будет уже ближе к истине. Но так как в случае архетипа речь идет о целом человечестве, а не только об образе, принадлежащем кому-то одному, то, скорее всего лучше сформулировать так: мотив ребенка репрезентирует предсознательный аспект детства коллективной души (Нелишне, вероятно, заметить, что дилетантский предрассудок имеет постоянную склонность соединять воедино мотив ребенка с конкретным опытом "ребенка", как если бы реальный ребенок был каузальной предпосылкой к существованию мотива ребенка. В психологической реальности эмпирическое представление "ребенка" является только средством выражения (и вовсе не единственным!) для трудно постигаемого и схватываемого фактического материала о душе. Поэтому совершенно определенно можно сказать, что мифологическое представление о ребенке является не копией эмпирического "ребенка", а прозрачным и легко узнаваемым символом: речь идет о божественном, чудесном ребенке, (а вовсе не о человеческом) — зачатом, рожденном и взращенном при совершенно необычных обстоятельствах. Его дела столь же чудесны и чудовищны, как его натура и телосложение. Только и именно благодаря этим неэмпирическим свойствам возникает вообще необходимость говорить о "мотиве ребенка". Повсеместно этот мифологический "ребенок" имеет вариации в виде бога, великана, мальчика-с-пальчика, животного и т. д. — что никак уже не может быть сведено к рациональной и конкретной человеческой каузальности. То же самое верно и в отношении архетипов "отца" и "матери", которые в той же мере являются мифологическими и иррациональными символами.).
Не будет большой ошибкой, если мы представим себе это высказывание прежде всего как историческое по аналогии с определенным психологическим опытом, который показывает, что некоторые отрезки индивидуальной жизни могут обособиться и персонифицироваться в такой степени, что становится возможным даже созерцание самого себя как бы со стороны. Например, можно смотреть на себя самого как на ребенка. Подобный визионерский опыт — имеет ли он место быть в сновидении или в состоянии бодрствования — сопряжен, согласно эмпирическим наблюдениям, с некоторыми предпосылками и обстоятельствами, например с тем, что произошла вышеупомянутая диссоциация между состоянием настоящего и прошлого. Такие диссоциации случаются на почве несовместимости, когда, к примеру, нынешнее состояние оказалось в противоречии с состоянием детства. В этом случае, вероятно, произошло насильственное отделение и отмежевание от своего исходного характера в пользу самопроизвольной и самовольной Персоны (Psychologischen Typen [Paragr. 879f.]; Definition Oler Seele Die Beziehungen zwischen dem Ich und dem Unbewussten. Erster Teil. 3 Kp.), потакающей амбициям. Тем самым человек становится недетским и искусственным, т. е. потерявшим свои корни. Это как раз благоприятный повод для резкой конфронтации с исходной истиной.
Имея в виду тот факт, что вплоть до настоящего времени человечество не прекратило давать показания о божественном ребенке, мы, по-видимому, вправе распространить аналогии на жизнь всего человечества и сделать вывод о том, что также и человечество, вероятно, все снова и снова оказывается в противоречии к условиям своего детства, т. е. с исходным, бессознательным и инстинктивным состоянием, и что — следовательно — все еще наличествует опасность того противоречия, которое побуждает к видению "ребенка". Поэтому любое религиозное упражнение — то есть помятование и ритуальное повторение мифологического события — имеет целью вновь и вновь наглядно продемонстрировать сознанию образ детства и всего, связанного с ним. Все это делается для того, чтобы не оборвалась связь с исходным условием и состоянием.
Читать дальше