В менее явной форме социологией знания были восприняты ницшеанские идеи. Но они были весьма созвучны общему интеллектуальному фону и тому «настроению», в контексте которых возникла сама социология знания. Ницшеанский антиидеализм, отличающийся от марксизма скорее по содержанию, чем по форме, дает социологии знания дополнительную перспективу, в которой человеческое мышление выступает в качестве инструмента в борьбе за выживание и власть [7] Наиболее важными для социологии знания работами Ницше являются «Генеалогия морали» и «Воля к власти». Относительно дискуссии по их поводу см. Walter A. Kaufmann, Nietzsche (New York, Meridian Books, 1956); Karl Loewith, From Hegel to Nietzsche (английский перевод — New York, Holt, Rinehart and Winston, 1964).
. Ницше разработал свою собственную теорию «ложного сознания», анализируя социальное значение обмана, самообмана, иллюзии, присущих человеческой жизни. Его понятие «Ressentiment» в качестве фактора, порождающего определенные типы человеческого мышления, было непосредственно заимствовано Шелером.
В более общем виде можно сказать, что социология знания есть своеобразное применение того, что Ницше удачно называл «искусством подозрения» [8] Одним из самых ранних и наиболее интересных приложений мысли Ницше к социологии знания является работа Альфреда Зейделя (Alfred Seidel, Bewusstsein als Verhaengnis, Bonn, Cohen, 1927). Зейдель, в прошлом ученик Макса Вебера, старался соединить одновременно Ницше и Фрейда с радикальной социологической критикой сознания.
.
Историцизм, особенно в дильтеевском варианте, непосредственно предшествовал социологии знания [9] Из дискуссий о соотношении между историцизмом и социологией наибольший интерес представляют Cailo Antonio, Dallo storicismo alla sociologis (Florence, 1940), H. Stuart Hughes, Consciousness and Society (New York, Knopf, 1958), pp. 183 ff. Самой важной работой Вильгельма Дильтея в данном контексте является Der Aufbau der geschichtlichen Welt in den Geisteswissenschaften (Tuebingen, 1958).
. Историцизму было присуще поразительное ощущение относительности всех перспектив, то есть неизбежной историчности человеческого мышления. Характерное для историцизма утверждение, что ни одну историческую ситуацию нельзя понять иначе, как в ее собственных терминах, легко превратить в утверждение, подчеркивающее социальный контекст мышления. Определенные исторические понятия типа «ситуационный детерминизм» (Standortsgebundenheit) и «место в жизни» (Sitz im Leben) могут быть переведены как «социальное размещение» мышления. Историцистское наследие социологии знания предполагает, что у нее есть большой интерес к истории и предрасположенность к использованию по существу исторического метода. Этот факт уже сам по себе ставит ее в маргинальное положение в американской социологии.
Интерес Шелера к социологии знания и к социологическим вопросам вообще был, по сути дела, лишь эпизодом в его философской карьере [10] Превосходное обсуждение шелеровской концепции социологии знания можно найти в Hans-Ioachim Lieber, Wissen und Gesellschaft (Tuebingen, Niemeyer, 1952) pp. 55 ff. См. также Stark, op. cit., passim.
. Его конечной целью было создание философской антропологии, которая могла бы выйти за пределы относительности точек зрения, зависящих от исторического и социального размещения. Социология знания должна была служить инструментом для достижения этой главной цели, способствующим устранению трудностей, связанных с релятивизмом, чтобы затем можно было перейти к решению философской задачи. Шелеровская социология знания в подлинном смысле слова является служанкой философии (ancilla philosophiae), и к тому же — весьма специфической философии.
По своей ориентации шелеровская социология знания является, в сущности, негативным методом. Шелер утверждал, что взаимосвязь между «идеальными факторами» (Idealfaktoren) и «реальными факторами» (Realfaktoren) — термины, которые весьма напоминают схему базиса/надстройки (суб/суперструктуры), — была исключительно регулятивной. То есть «реальные факторы» регулируют условия, при которых определенные «идеальные факторы» могут появляться в истории, но не могут влиять на содержание последних. Иначе говоря, общество определяет наличие (Dasein), но не природу (Sosein) идей. Тогда социология знания оказывается процедурой, с помощью которой изучают процесс социально-исторического отбора идеационных содержаний. При этом понятно, что само содержание идей независимо от социально-исторической обусловленности, а значит, недоступно социологическому анализу. Если метод Шелера изобразить красочно, то он будет выглядеть так: он бросает огромный кусок дракону относительности, но лишь для того, чтобы легче войти в замок онтологической несомненности.
Читать дальше