Эрих Фромм: Ради любви к жизни. Может ли человек преобладать?

Какие же выводы можно сделать из фроммовского анализа такого специфического переживания, как любовь? Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что нельзя понять этот феномен без развернутой философско-антропологической теории. Лишь на базе философии человека как целостной системы взглядов можно приступить к диагностике данного универсального чувства. У животных, подчеркивает Фромм, тоже обнаруживается любовь. Но привязанности животных относятся главным образом к области инстинктов.

У человека задействованы не только инстинкты. Когда он рождается, он изгоняется из среды, столь же определенной, сколь определенны инстинкты, и попадает в среду неопределенную, ненадежную, открытую. Человек любой эпохи, подчеркивает Фромм, и любой культуры сталкивается с одним и тем же вопросом: как преодолеть одиночество, как достичь единения, как выйти за пределы своей отдельной жизни и обрести воссоединение. Но при этом человек всегда остается суверенным, уникальным существом. Убеждение в единственности индивида выражено, например, в изречении из Талмуда, в котором спасший одну жизнь, считается спасшим целый мир, а погубивший чью-то жизнь, погубившим целый мир.

При анализе феномена любви Фромм весьма убедительно критикует концепцию примитивного равенства. Он обращается к философской традиции. Ведь философы европейского Просвещения понимали равенство как условие развития индивидуальности. Это означало (яснее других это сформулировал Конт), что ни один человек не может служить средством для достижения целей другого. Однако, как справедливо подчеркивает Фромм, в современном обществе понятие «равенство» претерпело изменения. Теперь оно означает скорее «единообразие», нежели «единство». Это единообразие людей, которые выполняют одинаковую работу, одинаково развлекаются, читают одни и те же газеты, одинаково чувствуют и думают одинаково. Положение, выдвинутое философией Просвещения, — «душа не имеет пола» — получило применение повсюду.

К фроммовскому анализу «равенства» в его современной аранжировке, несомненно, можно было бы присовокупить идею уравнительности, выношенную в лоне казарменного коммунизма. Она сопряжена с проповедью идеала равенства без индивидуальности. На этой основе невозможно межличностное единство. Любовь обретает черты рыночной ориентации.

Процесс социализации, по мнению Фромма, начинается уже с того мгновения, когда индивид определяет себя и свое отношение к другим людям через различные формы человеческих отношений. Развитие конкретного способа общения людей приводит к формированию социального характера, то есть стабильной и четко выраженной системы ориентации. Соответственно пяти способам социализации (мазохизм, садизм, деструктивизм, конформизм и любовь) возникает пять форм адаптации к обществу: рецептивный, эксплуатирующий, накопительский, рыночный, продуктивный.

В каждом конкретном обществе может оказаться несколько типов ориентации. Однако условия жизни, ценности и вся социальная структура в целом влияют на формы адаптации по-разному. Иное общество активно выявляет и культивирует конформизм, иное — эксплуатирующий тип поведения. В XX в., по мнению Фромма, социальный характер существенно преобразился. Прежде всего рациональный или иррациональный авторитет, который столь явно обнаруживался в прошлом столетии, был заменен анонимным авторитетом, обезличенным выражением которого стали общественное мнение, каналы пропаганды и т. д. В качестве механизма этой власти выступает конформизм, имманентное свойство индивида, который сам тяготеет к подчинению.

Таким образом, анализ любви в концепции Фромма сопряжен с развернутой социологической теорией. Он далек от исследователей, которые видят в этой теме повод для диагностики чувств, но не ощущают при этом, что сам этот феномен раскрывает социальный характер, демонстрирует связь различных форм человеческой активности.

Наконец, подчеркнем еще один аспект темы. Любовь, в изложении Фромма, выступает как созидательное, творческое начало. В ней ощущается разнообразное человеческое содержание. В такой трактовке феномена Фромм, разумеется, не одинок. Вот что пишет, например, А. Ф. Лосев: «Самая животная, самая физическая, самая откровенно половая любовь вовсе не есть любовь только одного индивидуума к другому, только влечение одного организма к другому. Уже самое обыкновенное животное половое влечение есть влечение к каким-то новым порождениям; это влечение к таинственной дали бесконечных воспроизведений жизни; это страсть к созиданию, к творчеству, к воплощению в себе иного рода, к размножению и самоповторению еще в ином и в ином, еще по-разному и по-новому, еще богаче, шире, глубже, сильнее, чем то, что есть в настоящее время. Любовь только и живет этим общим, только и стремится к бесконечной перспективе утверждения себя во всем или по крайней мере в некотором. В любви человек хочет стать как бы Богом, порождая из себя целый мир и изводя из себя целый мир и зная его и изнутри, зная его еще до его созидания…»[4]