Дмитрий Соколов: Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода)

«Вот папа, это ты, такой сильный и красивый. Ты всю жизнь помогал мне как дельфин, выносил меня из стольких бурь, Я плачу, это соленая вода, тебе от нее хорошо, и мне тоже. Я счастлива плакать по тебе. Папа, что я натворила! Я убила ребеночка, в котором могла быть твоя душа! Или это глупости, папа? Я страшно запуталась. Мне совсем не время сейчас рожать, у меня так плохо с мужем, он меня ужасно злит, я просто уничтожаю его, он так может уйти из дома, я знаю, И с деньгами теперь стало гораздо труднее. Может быть, пусть уходит? А зачем? Я люблю его, у нас с ним хорошие дети. Это он хочет еще ребенка, я бы, наверное, уже не рожала. Он меня использовал, я так чувствую. Но почему сейчас? Сейчас ты ушел. Ты хотел уйти, я знаю, тебе было так тяжело. Ты всех нас тянул. Ты не только мне был дельфином, Почему ты попросил меня нарисовать эту картину? Если ты дельфин, то кто так мешал тебе плыть? Ведь не я, папа? Но ведь и не мой муж, он ведь тебе нравился, да и, на самом деле, тебе не было до него дела, живет со мной хорошо – и ладно? Какой такой морской змей? Получается, он висел на тебе хуже, чем камнем? Папа, это твой старший сын? Это Черт? Он не давал тебе покоя, да, папа? Он мучил тебя? Он всю жизнь на тебя страшно злился, конечно. Он-то вырос без папы. И он всю свою жизнь пустил под откос. Неужели чтобы только отомстить тебе? Бедный папочка! А ты не мог уплыть от него. Один только раз уплыл, и то ведь, наверное, не от него, а от его мамы. А от него так никогда никуда и не делся. А я не замечала, я только свое с тебя тянула. Я плачу, теперь мне ужасно стыдно. Я не сняла с тебя этот груз, я сама была таким же грузом. Я хотела быть как мой брат. Слава Богу, не стала. Я все-таки была хорошей дочерью, пап. Ведь правда? Мне кажется, ты улыбаешься мне и киваешь. Сейчас я немного схожу с ума, но ничего, сейчас можно. Так что же это был за ребеночек, папа? Может быть, это был ребеночек от тебя? Или я опять заговариваюсь? Ты как будто улыбаешься мне и говоришь: успокойся, все не так тяжело, соберись, улыбнись мне. Да, папочка. Ты мне советуешь на все посмотреть просто, да? Просто: конечно, это не твой ребенок, это мой ребенок, мой и моего мужа. Почему мы зачали его после твоих похорон? Во-первых, случайно. Во-вторых, я не могла расстаться с тобой, я хотела родить себе маленького папу. Фу, прости меня, это плохо. Я все это поняла, когда сделала аборт. Знаешь, что я сделала? Я отдала его тебе. Папа, если это чушь, то, что я говорю, то перестань улыбаться, дай мне понять. Это серьезно. Я отдала его тебе, чтобы вы были вместе. Господи, это еще один змей на твоем хвосте, да, папа? Нет? Ты прощаешь меня? Я же тоже не ангел, я злая, я хотела быть как брат. Прости меня, родимый, родной! Ведь это уже не утяжелит тебя! Теперь ты оттуда смотришь, и тебе все живые, и мертвые, и живые – отсюда разные, а для тебя одинаковые? Все, я уже ничего не понимаю. Я только хочу, чтобы все это кончилось. Чтобы ты и брат простили друг друга. Мне это важно, потому что я ваша наследница, и его, и твоя. И тогда я смогу простить своего мужа. И чтобы ты простил меня, и этого ребеночка, и чтобы он тоже простил меня. Ведь ему было бы так тяжело родиться в таком бедламе. Я потом, когда все заживет, лучше рожу. Я сильная, да, папа? Ты так и будешь моим любимым дельфином, потому что мы любим друг друга, а любовь не умирает. Умирают всякие обиды и тяжести, и наши тела, но любовь так просто не умирает. Вот, я угадала, папа, да? Все, я перестану сейчас болтать, я успокоюсь и нарисую то, что ты просил.»

Я заканчиваю эту книгу. Она была подобна в моей жизни большому путешествию – скорее не в далекое, а в глубокое, когда вдруг обнаруживаются невероятно важные вещи прямо там, где живешь; вот так жил-жил, не замечал, а тут как начал замечать, так было трудно остановиться. Я начинал эту книгу как описание архетипических сюжетов, давно задуманный мной труд по сказкотерапии. По дороге я «ушел в одну тему», которая оказалась такой обширной, что я понимаю, что ни в коем случае ее так и не исчерпал. Ненаписанными остались главы про развод и про смерть – наверное, слишком болезненные для меня на сегодня темы; главы про подростковый бунт и уход из семьи, про «партнеров для любви и партнеров для брака» и несколько прочих я так и не осилил. Может быть, пройдет сколько-то времени и накопится опыт работы с семейными структурами разных людей, и я напишу продолжение.

Я думал, что в книге будет много сказок. Но по сравнению с историями, которые я сюда записал, сказки мне стали казаться какими- то слишком бледными и воздушными, и их здесь почти нет.