Анна Фенько - Люди и деньги

Другим объяснением различий в частоте импульсивных покупок между мужчинами и женщинами является теория символического самодополнения (Wicklund & Gollwitzer, 1982). Эта теория утверждает, что воспринимаемые расхождения между реальным и идеальным «Я» нуждаются в преодолении, или компенсации. Существует множество стратегий компенсации низкой самооценки — от привычных посиделок в баре с друзьями до занятий экстремальными видами спорта (альпинизм, прыжки с парашютом и т. п.). Одной из стратегий может служить приобретение материальных символов, имеющих отношение к «недостающим» аспектам идеального «Я». Люди, склонные выбирать эту стратегию, по всей вероятности, имеют сильную материалистическую ценностную ориентацию, то есть рассматривают приобретение материальных благ как главную жизненную цель, основной показатель успеха и источник счастья и внутреннего удовлетворения.

Таким образом, на частоту импульсивных покупок влияют два фактора: неудовлетворенность собой и материалистические ценности. И если в отношении материализма существенных различий между мужчинами и женщинами не выявлено, то в отношении самооценки гендерные различия налицо: в большинстве стран женщины демонстрируют более низкую самооценку и меньшую удовлетворенность жизнью, чем мужчины (Richnis & Dawson, 1992).

В социалистическом обществе «стирание классовых различий» открыто провозглашалось и старательно насаждалось на протяжении всех семидесяти лет советской власти. Представители социально-экономической, интеллектуальной и духовной элиты дореволюционной России были уничтожены физически, а новый правящий класс партийно-хозяйственной номенклатуры всячески подчеркивал свою связь с народом и фактически был его частью: рабоче-крестьянское происхождение было одним из обязательных условий успешной партийной карьеры.

Классовые различия при этом, разумеется, не исчезали, но старательно камуфлировались и замалчивались. Оказавшись заложницей идеологии равенства и бытовой скромности, советская элита была вынуждена скрывать от населения преимущества, которыми она пользовалась в силу своего привилегированного положения. Партийные распределители, «спецпайки», «спецбуфеты», «спецателье», дома, дачи, санатории и медицинские учреждения для советских руководителей тщательно охранялись и были спрятаны от нескромного взора обывателя, дабы не возбуждать в нем ненужной зависти.

Неприглядных описаний и разоблачений правящего класса за годы «гласности» набралось столько, что они уже приелись и стали неинтересными. Кажется, все уже сказано о «привилегиях», которые распределялись в строгом соответствии с положением партийных бюрократов на иерархической лестнице. Собственно говоря, основным результатом «гласности» стала осведомленность населения страны о том, как на самом деле жила правящая элита.

Однако не только тщательно скрываемое социальное неравенство определяло особенности социалистического строя. Главной его характеристикой была «коллективная собственность», означающая не личное владение определенным имуществом, а пользование и распоряжение национальной собственностью, то есть власть. Поэтому при социализме быть собственником можно было, лишь пробившись в ряды правящей политической бюрократии.

«Современный коммунизм, — писал полвека назад Милован Джилас, — это прежде всего носитель нового класса собственников и эксплуататоров… Собственность нового класса проявляется в виде исключительного права, монополии партийной, политической бюрократии на распределение национального дохода, регламентацию уровня заработков, выбор направлений хозяйственного развития, а также распоряжение национализированным и другим имуществом» (Джилас, 1992).

Это накладывало свой особый отпечаток на психологию правящего класса. Как заметил М. Джилас, «это класс, наиболее перегруженный самообманом, наименее осознающий сам себя, то, в частности, что он действительно — класс, хотя и с новыми чрезвычайными характеристиками» (Там же).

Коллективность собственности, сплачивающая класс и развивающая в нем esprit de corps [4] Esprit de corps (франц.) — корпоративный дух. , типичный для любой бюрократии, в то же время мешала ему осознать себя собственником. Собственность не только не передавалась впрямую по наследству, но и пожизненное владение ею было гарантировано лишь тем, кто разделял определенные идеи, строго исполнял предписанную роль, слепо подчинялся предписанным корпоративным нормам. Другого пути к могуществу и материальным благам, кроме как через «преданность партии и социализму», не было.