Но существует и другое направление в современной психологии, которое не признает принципа параллелизма между физическим и психическим феноменами — принципа, лежащего в основе указанных выше теорий. Оно допускает возможность взаимодействия между явлениями физическими и психическими. Согласно этой теории, ничто не мешает нам считать, что причинная связь может существовать и между этими двумя категориями явлений: физическое, воздействуя на психическое, вызывает в нем ряд процессов, и наоборот.
Однако точка зрения непосредственности и в этом случае остается в силе. Здесь допускается факт наличия прямой, непосредственной связи даже между такими разнородными явлениями, как явления физические и психические. Так называемые теории взаимодействия отличаются от параллелистических не в чем-нибудь основном и принципиальном, а лишь в производном и второстепенном: мысль о непосредственном характере связи между этими явлениями в обеих этих теориях остается догматически принятым постулатом.
Но общепризнано, что человек, так же как и вообще все живое, достигает наличной в каждый данный момент ступени своего развития лишь в процессе взаимодействия со средой. Однако с точки зрения теории непосредственности это утверждение не выражает действительного положения вещей. Наоборот, оно полагает, что, в сущности, не человек, а психика его находится во взаимоотношениях со средой, что она представляет собой направляющую силу, что всю историю человека создает она — эта психика. Это чисто идеалистическое утверждение очень характерно для всей буржуазной психологии, и интересно, что оно принадлежит к числу ее кардинальных основных положений.
Конечно, попытка совершенно игнорировать субъекта и строить науку о психической жизни человека без всякого участия с его стороны, как это делала традиционная психология, не могла остаться незамеченной со стороны даже буржуазных мыслителей. И вот еще Гегель совершенно определенно поставил этот вопрос и попытался разрешить его как мог. Он утверждал, что субъект представляет собой «сознание или самосознание» и ничего более. Таким образом, говоря о факте взаимоотношения психики с окружающей средой, он хотел сказать, что субъектом этих взаимоотношений является человек, поскольку он ничего, кроме «сознания или самосознания», собой не представляет.
В том же смысле пытается разрешить эту проблему и Вундт. Он утверждает, что с точки зрения научной психологии субъект представляет собой лишь совокупность психических явлений. Мыслить субъекта в ином понимании означало бы, по его мнению, восстановить в науке старое понятие о субстанции, что нисколько не подвинуло бы нас вперед в деле научного изучения фактов психической жизни. Таким образом, мы видим, что и Вундт формулирует свое отношение к интересующей нас здесь проблеме с позиций идеалистической философии.
Наибольший интерес с точки зрения стоящей перед нами проблемы представляет позиция В. Штерна. Принципы его «персоналистической» психологии в основном плохо согласуются с попытками сведения понятия персоны — этого основного понятия его философских и психологических построений — к идее той же совокупности психических фактов. Тем не менее, несмотря на ряд отступлений, он в конце концов все же принужден вернуться к идее связи психических процессов, регулируемых персоной. Так как у него вовсе не имеется точных указаний на фактическую действительность еще чего-либо иного (кроме обычных психических феноменов), могущего составить содержание понятия персоны, он, по существу, принужден ограничиться лишь этими феноменами, с прибавлением к ним тех же дополнительных определений, которые взяты исключительно из арсенала метафизических понятий, не имеющих действительного значения для науки. Ввиду отсутствия в системе Штерна позитивного содержания понятия личности, он принужден пользоваться при ее характеристике лишь обычными психологическими понятиями.
Таким образом, мы видим, что общепризнанным принципом традиционной психологии является положение о непосредственности характера связи между обычными психическими или между психическими и физическими процессами.
2. Эмпиристический постулат.К ряду таких же малопроверенных предпосылок эмпирической психологии относится положение, согласно которому в основу человеческой жизни следует полагать наличие некоторого чисто эмпиристического принципа, регулирующего всю жизнь и поведение живого существа. Смысл этого эмпиристического принципа сводится к следующему: между живым организмом и средой следует предположить в принципе наличие глубокой пропасти, которая не дает живому организму возможности непосредственно пользоваться данными этой среды. Для того чтобы живое существо могло выделить в среде что-нибудь для него необходимое, что-нибудь подходящее для удовлетворения его потребностей, для этого оно должно обратиться к ряду «проб и ошибок» и продолжать эти «пробы и ошибки» до тех пор, пока случайно не натолкнется на что-нибудь подходящее для удовлетворения его потребности. Всю историю жизни такого животного нужно представлять себе по образу поведения в экспериментальном лабиринте, в котором, например, крыса обычно ориентируется именно в результате целого ряда «проб и ошибок». С этой точки зрения среда, в которой приходится жить животному, представляет собой громадный лабиринт, в котором удается ориентироваться в какой-то степени лишь в результате большого количества проб, сопровождающихся не менее большим количеством ошибок. Условия и образ жизни животных на данных ступенях их развития представляют собой продукт длинного ряда «проб и ошибок», совершенных в не менее длинном ряду предшествующих поколений.
Читать дальше