Михаил Решетников - Частные визиты

Не знаю. Дочь. Но дочь, с которой перейдена какая-то грань… И его я как мужчину не воспринимаю.

А кто он?

Наверное, отец. Я знаю, что он любит меня. А может, он просто человек. Или брат. Нет, он не был братом. С братом не бывает секса. Но и любовником он не стал. Он — просто человек.

Что значит — «просто человек»?

Посторонний. Мужчина или женщина. Просто че-ло-век. Люди общаются иногда годами, но между ними нет никакой близости. Духовной… Я боялась его потерять, хотела удержать любой ценой… Я, если бы знала, как это «аукнется», я бы не сделала… Но я «повелась» на свои чувства, и сделала то, что хотела. И от этого мне очень плохо.

Остановимся на этом.

Я не собирался предлагать читателю каких-то интерпретаций, но все-таки сделаю некоторые примечания, исходя из того, что текст будут читать не только специалисты. Наше общение продолжалось еще около года, и, как мне кажется, мы смогли проработать ее проблему и завершить терапию к нашему обоюдному удовлетворению. Свою главную задачу я видел не только в психологической поддержке и терапии депрессивных проявлений, которые в начальный период были в полном смысле зашкаливающими. Самым главным было, как и во многих других случаях, доращивание пациентки и восстановление тех нравственных ориентиров, которые не были сформированы в связи с отсутствием реальной семьи. Как следствие, ею не была прожита реальная эдипальная ситуации, адекватное разрешение которой, как уже неоднократно отмечалась, как раз и создает предпосылки для формирования морального Я личности (Сверх-Я).

И отец, и мать пациентки на протяжении длительного периода ее жизни были некими виртуальными и отчасти фантазийными образами. Тем не менее с матерью пациентка общалась чаще и явно конкурировала с ней за отца («Мама не разрешала мне с ним общаться, а сама общалась»). Девочка не знала двух последующих жен своего отца, но с Ликой она была хорошо знакома, и с ней тоже была такая же конкуренция. Но это была конкуренция уже физически зрелой женщины, страдающей от фиксации на психологических проблемах эдипального возраста. Я не буду анализировать ее отца и его семью — я никогда не знал их, но, естественно, у меня сформировались определенные представления, которые мне не хочется и неприятно высказывать.

Мы также не увидели в этом случае достаточно хорошей матери. Она не занималась воспитанием дочери и, по сути, упоминалась пациенткой всего несколько раз. И хотя пациентка не выражала особых негативных чувств к ней, напомню — с чем были связаны ее воспоминания: «Мама называла меня «тряпкой»». «Она про мои дни рождения забывала. Это было обидно». «Со мной вообще не хотела общаться». А когда в повторном браке у матери родился еще один ребенок, пациентка вспоминает: «Представляете, сказала мне: «Я еще и второго хочу родить!». То есть я — вообще не в счет».

Весьма показательна психодинамика воспоминаний об отношениях с отцом. Приведу их в виде последовательного списка:

«Когда умер дед, я поняла, что папы у меня нет».

«…Физически его, собственно, и не было. Жил отдельно…».

«Он осязаемо появился только прошлым летом».

«…Я влюбилась».

«Я знаю, что он любит меня».

«…Любовником он не стал».

«Он — просто человек. Посторонний». Здесь явно прослеживается желание оправдать и себя, и отца, и постепенное осознание, что, при всем многообразии представлений о развитии ситуации и чувств, окончательный вывод пациентки хотя и носит оттенок прощения («он— просто человек»), но звучит уничижительно («посторонний»).

Подсознательно обвиняется не только отец, но и вся семья, которая должна понести наказание за то, что с ней случилось. Пациентка не вербализует эту идею, но ее сновидение более чем красноречиво: «…Мне снится, что умерли все члены моей семьи. Какая-то автокатастрофа. И я — с ними. У меня очень ограниченное понятие семьи — это бабушка, дедушка, мама и я». Обратим внимание, что главный виновник ее страданий вообще вне семьи. Не менее информативна и одновременно трагична ее другая фраза: «Мне не хватает человеческого тепла, я ищу его с жадностью. Неважно— мужчины или женщины… Не секса с ними. Просто тепла».

А она мечтала о хорошей семье: «…Мне всегда хотелось большой дружной семьи, где все за одним столом — и мой муж, и мои дети тоже… Может быть, так и будет… Нет, уже не будет никогда». Никто в семье не интересовался, о чем она думает или чего хочет. Понимание трагизма ее отношений с семьей еще больше усиливается, когда она идентифицирует себя с Джульеттой, а родительские семьи — с Монтекки и Капулетти.