Лев Ительсон - Лекции по общей психологии

И все-таки, при всей яркости, это именно представления воображения, а не галлюцинации. Это, в частности, подчеркивал и сам Флобер. «Не отождествляйте, — писал он критику Тэну, — внутреннее видение художника с видением поистине галлюцинирующим. Мне отлично знакомы оба состояния, между ними имеется пропасть». О том же говорили и многие другие писатели. Например, Альфонс Додэ, который так же, как Флобер, был подвержен галлюцинациям, французский поэт Альфред де Мюссе, болгарский поэт Яворов и др.

Эту разницу между самым ярким образом представления и галлюцинацией четко сформулировал Шаляпин: «Когда я пою, воплощаемый образ передо мною всегда на смотру. Он перед моими глазами каждый миг. Я пою и слушаю, действую и наблюдаю. Я никогда не бываю на сцене один... На сцене два Шаляпина. Одни играет, другой контролирует...»

Из этого признания Шаляпина вытекает один очень важный вывод. Различие между представлениями и галлюцинаторными образами следует искать не в их содержании или же их характере, а в том, какую роль они играют в поведении человека. В том, как они влияют на его отношения с действительностью.

Если отправляться от этого наблюдаемого признака, то сразу обнаруживается коренное принципиальное различие. Галлюцинации, бред, гипнотические внушенные образы не обеспечивают правильного приспособления поведения человека к реальности. Если они управляют поступками и действиями человека, то эти поступки и действия оказываются ошибочными, неверными, т.е. не обеспечивают решения поставленных задач, нарушают равновесие между человеком и реальностью. Например, человек может разбиться или даже убиться, убегая от привидившихся ему врагов или преследующих его чудовищ и не видя действительных препятствий, которые стоят на его пути, не замечая реальных опасностей и т.п. Аналогично, сильнее, чем реальная обстановка оказываются галлюцинаторные голоса. Их приказы, которым невозможно отказать, становятся иногда причиной поджогов, убийств, самых диких поступков. По-видимому, сказанное относится и к сновидениям, которые имеют в себе все признаки галлюцинаций и бреда. От губительных для индивида поступков в этом случае его защищает лишь пассивное его состояние, то что галлюцинаторные переживания протекают в этом случае при выключенной активности и не могут поэтому влиять на действия и поступки.

Если мы теперь рассмотрим с той же точки зрения роль и функции представлений, то увидим, что они, наоборот, позволяют человеку лучше приспособляться к реальности, используя прошлый опыт и руководствуясь образом будущего.

Чем же обуславливается такое коренное различие в жизненной функции галлюцинаций, с одной стороны, и представлений — с другой. Ведь и те и другие являются так или иначе переработанными образами прошлого перцептивного опыта человека? Ответ на это, по-видимому, надо дать следующий. При представлении воспроизводится образ некоторого предмета или явления, который в данный момент отсутствует. Но одновременно с этим сознается, что это не сама реальная вещь, а только ее образ в голове. Именно это сознание и позволяет верно регулировать поведение, правильно учитывать реальную обстановку и ситуацию. При галлюцинации и других галлюцинаторных переживаниях этого нет. Возникающие образы переживаются не как представления, а как восприятия, т.е. сопровождаются ощущением или переживанием полной их реальности.

Так, например, больная сосудистым заболеванием головного мозга, которую наблюдал психиатр Мясищев, была способна вполне разумно судить о действительности, рассказать о своих семейных делах, о прослушанной музыке и т.п. Но она же смертельно обижалась, когда в ответ на ее заявление о том, что комната полна кошек, что на диване лежит какой-то чужой человек, что статуэтки, стоящие на серванте, пляшут, ей говорили, что это ей кажется. При этом больной обычно совершенно не способен даже задаться вопросом о том, откуда взялись эти кошки или неизвестный человек, почему пляшут статуэтки и пр. Убежденность в реальности галлюцинируемых предметов обычно настолько велика, что встретив недоверие или опровержение со стороны окружающих, больной скорее готов подозревать, что все окружающие ненормальны, чем хотя бы на минуту усомниться в нормальности собственных восприятий. Как сформулировал это один английский психолог, при галлюцинировании больной всегда уверен, что сам он в полном порядке, а ненормален окружающий его мир.