Мэй-Лин Хопгуд - Как эскимосы сохраняют своих детей в тепле, или Самый практичный подход к воспитанию вашего ребенка

В отличие от нас у многих народов тесное общение — требование, а не выбор — и часто на таком уровне, что вызывает неловкость у среднего американца, для которого понятие частной жизни незыблемо. К примеру, в некоторых деревнях в Непале и Нигерии невесты после свадьбы переходят в семью мужа. В Казахстане традиционно младший сын часто остается жить с родителями, чтобы заботиться о них, пока они не умрут, и создает свою собственную семью в родительском доме. Дети в этих семьях растут под присмотром множества нянек, которые намного активнее привлечены к их воспитанию, чем я могла предположить. Не только мамы и папы, но и все члены семьи ежедневно принимают участие в обсуждении всех вопросов, связанных с воспитанием детей. Иногда все живут вместе или постоянно ходят друг к другу, носят вещи друг друга, суют нос в дела друг друга.

Для такого в высшей степени независимого человека, как я, подобная атмосфера представляется душной, но я понимаю, что есть явные преимущества, когда члены семьи живут рядом и тесно связаны с твоими детьми. Я задалась вопросом: какое влияние оказывают эти отношения на детей? Как научить их строить прочные и здоровые отношения с родственниками?

Обдумывая этот вопрос, я вспомнила о некоторых арабо-американских семьях, которые знала в юности. Мой родной город граничит с Дирборном, городом, в котором одну треть жителей составляют арабы. Пройдите вниз по направлению к улицам Уоррен и Мичиган и увидите, что везде, на всех магазинах, парикмахерских, аптеках, названия и объявления на двух языках, английском и арабском. Подростком я ездила в летний лагерь, в котором большинство детей были американскими ливанцами. Их бабушки, дедушки, родители, братья и сестры, дяди и тети жили или по соседству, или в одном доме, вместе выполняли поручения, ездили в путешествия, занимались бизнесом. Меня восхищала их близость, но для некоторых их сплоченность была чуждой и вызывала тревогу. В местных газетах то и дело появлялись статьи, в которых они обвинялись в семейственности и в напряженных отношениях в средних школах, когда сталкивались кланы.

«Эти крепкие связи — не побочный продукт «семейных ценностей» или представление о «важности родства», неопределенные понятия, под которыми подпишется большинство американцев, — написал антрополог из Мичиганского университета Эндрю Шриок в книге, которую он издал под названием Arab Detroit. — Арабские иммигранты до такой степени используют родство для достижения цели, что, не прибегая к родственным связям, нельзя купить автомобиль и дом, управлять фирмой, построить мечеть, поддерживать политические связи».

Более столетия назад тысячи семей из Ливана, Йемена, Ирака и Палестины иммигрировали в Детройт, чтобы получить работу на конвейерах Генри Форда, спасаясь от войн и в поисках лучшего экономического будущего для своих детей. Общине удалось создать в пригороде Детройта своего рода культурный центр, где они могли говорить на своем языке, соблюдать традиции и религию. Неистовая преданность большой семье, которая была крайне необходима для выживания в прежней стране, только усилилась в новых условиях.

Моя подруга Тэмми Оди, журналистка из Детройта, родители которой родились в Палестине и иммигрировали в Соединенные Штаты из Ливана, дала свое определение большой семьи:

— Моя большая семья — это мои бабушки и дедушки, тети и дяди, кузены моего отца и их дети, кузены моих бабушек и дедушек и дети их детей. Мои многочисленные тети и дяди и их дети и внуки. Даже люди, которые не связаны с нами родством, но стали очень близкими друзьями семьи в Палестине и Ливане. Их дети, которые всегда считались нашими кузенами. Я всего несколько лет назад узнала, что моя «кузина» Таня на самом деле армянка и между нами нет никаких родственных связей. Так что большая семья — это очень, очень многочисленная группа.

— Не вижу особого отличия от других американских семей, — заметила я.

— Ну, насколько мне известно, в семье моего мужа другое отношение к совместному проживанию и представление о большой семье, — сказала Оди, выросшая в Бостоне и вышедшая замуж за неараба из пригорода Детройта. — Они, конечно, любят друг друга, но не перемещаются как одна гигантская группа. Кто-то хочет погулять в парке и идет гулять. Кто-то хочет пойти на обед и идет на обед. В моей семье все идут вместе в одно место. То есть 30 или 40 человек вместе идут на обед. Никто шагу не ступает без остальных. Часто это приводит к неразберихе, поскольку такому большому количеству людей трудно прийти к единому мнению. Я не говорю, что это наилучший способ, но мы так живем. Группа действует как единое целое, даже если половина группы несчастна.