Он же, следовательно, лежит в основе потребности «интернальной» личности в галлюциногенах. Как вы помните, в основе такой потребности лежит влечение к эго-диастоле — трансценденции, расширении своего «Я». Соблазн обожествления самого себя окажется движущей силой, энергией эгодиастолического влечения, какие бы поведенческие формы оно ни принимало. Эгодиастола — это и есть «посягательство твари на бесконечность», о котором писал еще Анаксимандр. Именно поэтому в жизненном цикле человека она дает о себе знать в гораздо более раннем возрасте, чем защитная эгосистолическая потребность.
Следовательно, и в мистической секте личность будет проходить этапы интеллектуальной зависимости, на сей раз не от наркотика, а от экстатических оргий.
«В свою очередь, душевное возбуждение сектантов в экстазе достигает последней степени, — рассказывает доктор Коновалов, — доводит их, как мы видели, до полного изступления, распада душевного единства (курсив мой. — А.Д.), парализуя высшие задерживающие центры личного сознания и воли. «Бывая вне себя» от экстатической радости, сектанты забывают стыд, в собраниях лиц обоего пола пляшут совершенно нагие, не скрывая своих половых влечений, галлюцинируют, бредят, говорят, что на ум взбредет, иногда совершенно забывая сказанное по миновании приступа (амнезия)».
Читатель легко узнает в этом фрагменте начало «дионисической» диссоциации личности. Обратите внимание: сектантская диссоциация («паралич личного сознания», по Коновалову), как и диссоциация культуры XX века, начинается с «забывания стыда», «наготы» и открытых проявлений «полового влечения», то есть фрейдовского «либидо».
«Паралич личного сознания» — это, собственно, и есть юнговское «понижение умственного уровня» («снижение порога сознания»). В течение экстаза, точно так же, как и во время наркотического опьянения, «понижение порога» способно привести к потере сознания в виде истерического или эпилептического приступа.
«Столь бурная картина экстатического волнения, — пишет Коновалов далее, — оказывается, однако, в полном несоответствии, по своим размерам, с моментом, обусловливающим его наступление. Сектанты приходят в экстаз необыкновенно легко, за исключением лишь редких случаев, когда требуются усилия, чтобы расшевелить их сердца. С современными малеванцами, как сообщалось на недавнем миссионерском съезде, достаточно бывает завести беседу о сошествии Св. Духа на апостолов, и они мгновенно приходят в экстаз: начинают трястись, говорить и писать на разных языках. Особенно легко и быстро экзальтирует сектантов пение духовных стихов. «Песенка, — по их выражению, — к Богу лесенка».
К началу приступа галлюцинации воображения ведет описанная Ухтомским «тренировка доминант». Этот феномен хорошо известен гипнотизерам — человек, который неоднократно проходил через сеансы лечебного сна, гораздо легче, чем новичок, входит в гипнотический транс.
Мы приводим эту аналогию потому, что с ее помощью можно видеть, как «тренировка доминант» приводит к своеобразной внушаемости сектанта. При произнесении «ключевых» слов он, как «запрограммированный» с помощью LSD шпион, впадает в трансовое состояние.
Особенно интересно, с точки зрения нашей книги, отметить эффект действия «духовных песенок» как легкого способа «тренировки» экстатических доминант. Помните, с помощью магической песни шаманы туземного племени управляли действием галлюциногенного напитка аяхуаска?
Именно легкость «тренировки доминант» с помощью «песенок» (мелодий) использовал Боб Марли. Им продолжают пользоваться и творцы современной музыки. Теми же приемами «распевов» пользовалась и изучавшая для ЦРУ методы манипуляции сознанием секта Джонса в Гайяне.
Доктор Коновалов продолжает описание повышенной внушаемости и распада личности сектантов:
«Всматриваясь во взаимное соотношение элементов сектантского экстатического волнения, нельзя не заметить, что совместно они образуют неестественный комплекс. Чувство восторженной радости и блаженного упоения сопровождается с физической стороны множеством конвульсивных и других физиологических спутников, обычно сопрягающихся с мучительными состояниями — страданием, болезнью. Такая извращенность эмоциональной реакции показывает, что волнение перешло нормальную границу, достигло высшего предела, где уже исчезает специфическое различие в выражении совершенно противоположных чувств, где гнев, подобно восторгу, заставляет человека «прыгать и плясать, как разнузданного весельчака», где наслаждение и боль «заставляют нервы вибрировать одинаковым образом», исторгая одни и те же стенания.
Читать дальше