Эдвард Эдингер - Эго и Архетип

В своей книге "Многообразие религиозного опыта" В. Джемс приводит ряд примеров состояния отчуждения, которое предшествует нуминозному переживанию. В качестве одного из таких примеров он рассматривает слу­чай Льва Толстого:

"В возрасте пятидесяти лет Толстой сообщает, что он стал иногда испы­тывать замешательство. Эти моменты он называл моментами остановки, словно он не знал, "как надо жить", что надо делать. Очевидно, что это были те моменты, когда исчезали волнение и интерес, вызываемые на­шими естественными функциями. Полная очарования жизнь теряла свои краски, мертвела. Стали бессмысленными вещи, чей смысл всегда был очевиден. Все чаще стали тревожить вопросы "почему?" и "что дальше?". Вначале, казалось, такие вопросы должны иметь ответы, и он легко нашел бы их, если бы потратил на них время; но по мере того, как они становились более насущными, он заметил, что они стали походить на первые признаки дискомфорта, на которые больной обращает мало внимания, пока они не превращаются в одно непрерывное страдание, и тогда он осознает, что то, что он считал временным расстройством, означает для него самую важную вещь в мире—его смерть. Вопросы "почему?", "по ка­кой причине?", "для чего?" не находили ответа. "Я чувствовал,—говорит Тол­стой,—что у меня внутри сломалось нечто такое, на чем всегда была ос­нована моя жизнь; у меня не осталось ничего, на что я мог опираться, в моральном отношении моя жизнь остановилась. Непреодолимая сила побуждала меня покончить, так или иначе, со своим существованием. Нельзя сказать, что я хотел покончить жизнь самоубийством, ибо сила, уво­дящая меня от жизни, была более полной, могучей и всеобщей, чем про­стое желание. Эта сила походила на мое прежнее стремление жить, только она побуждала меня двигаться в противоположном направлении. Это было стремление всего моего существа уйти из жизни. И вот я, счастливый и в добром здравии человек, прячу веревку, чтобы не повеситься на балках в комнате, куда я каждую ночь отправляюсь спать в одиночестве; я больше не хожу на охоту, чтобы не поддаться искушению застрелиться из ружья.

Я не знал, что мне нужно. Я боялся жизни; я чувствовал влечение рас­статься с жизнью; и, тем не менее, я все еще надеялся что-то получить от нее.

Все это происходило в то время, когда в соответствии с внешними обстоя­тельствами я должен был быть вполне счастлив. У меня была замеча­тельная жена, которая меня любила и которую я любил; у меня были хо­рошие дети и большое состояние, которое возрастало, не требуя от меня особых усилий. Как никогда прежде, я пользовался уважением моих род­ственников и знакомых; посторонние люди восхваляли меня; без преуве­личения я считал, что мое имя стало знаменитым. Более того, я не был психически или физически больным. Напротив, я обладал физическим и психическим здоровьем, которое редко встречается у людей моего возраста. Я мог косить так же хорошо, как крестьяне, и заниматься умст­венным трудом по восемь часов подряд, не испытывая неприятных по­следствий.

И, тем не менее, я не мог дать разумное объяснение своим поступкам. С удивлением я обнаружил, что с самого начала я этого не понимал. Состояние моего ума было такое, словно кто-то сыграл со мной глупую шутку. Жить можно, пока чувствуешь опьянение жизнью, но как только начинаешь трезветь, тотчас замечаешь, что все это глупая шутка. Вне со­мнения, здесь нет ничего забавного или бесхитростного; все это жес­токо и глупо".

Его одолевают вопросы, на которые невозможно ответить:

"...Каков будет результат того, что я делаю сегодня? Что мне завтра делать? Каков будет исход всей моей жизни? Почему я должен жить? Почему я должен что-то делать? Существует ли в жизни цель, которую не уничто­жит неизбежная моя смерть?

Это самые простые в мире вопросы. Они живут в душе каждого человека, от неразумного ребенка до самого мудрого старца. Я чувствовал, что без ответа на них моя жизнь не может продолжаться". Это замечательный пример острого приступа отчуждения. Поставлен­ные Толстым вопросы лежат в основе каждой формы невроза, развивающей­ся в зрелые годы. Поэтому Юнг справедливо говорит, что никогда не видел пациента в возрасте старше тридцати пяти лет, который излечился бы, не найдя религиозного подхода к жизни. С психологической точки зрения, основу религиозного подхода составляет переживание нуминозности, т.е. Самости. Но эго не способно воспринимать Самость как нечто отдельное, пока оно находится в состоянии бессознательной идентификации с Са­мостью. Для того чтобы воспринимать Самость как нечто "иное", эго долж­но вначале освободиться от отождествленности с Самостью. Человек не способен воспринимать существование Бога, пока находится в состоянии бессознательной идентификации с ним. Но процесс разделения эго и Са­мости вызывает отчуждение, поскольку утрата идентичности эго и Само­сти также приводит к нарушению оси эго-Самость. Этим объясняется на­ступление "темной ночи души", которое предшествует нуминозному переживанию.