Эдвард Эдингер - Эго и Архетип

Рассматривая Прометея и Эпиметея как два аспекта одного образа, можно обнаружить немало параллелей между мифами о Прометее и саде Едемском. Зевс прячет огонь. Иегова прячет плод дерева познания огонь и плод сим­волизируют сознание, которое приводит к определенной человеческой автономии и независимости от Бога. Подобно Прометею, похитившему огонь, Адам и Ева, вопреки воле Бога, похищают плод. В каждом из этих случаев умышленное действие совершается вопреки воле главного авторитета. Это умышленное действие состоит в достижении сознательности, которое в каждом мифе символизируется как преступление с последующим наказа­нием. Прометей был наказан незаживающей раной, а Эпиметей был нака­зан Пандорой и всем содержимым ее ящика. Незаживающая рана анало­гична изгнанию из сада Едемского, которое также можно рассматривать как своего рода рану. Боль, труд и страдания, выпущенные на волю из ящика Пандоры, соответствуют труду, страданиям и смерти, с которыми познако­мились Адам и Ева, когда они покинули сад Едемский.

Все это соотносится с неизбежными последствиями становления созна­тельности индивида. Боль, страдание и смерть действительно существуют до рождения сознания, но если отсутствует сознание, способное их вос­принимать, значит, психологически они не существуют. Страдание не суще­ствует, если отсутствует сознание для его осознания. Этим объясняется ост­рое чувство тоски по первоначальному бессознательному сознанию. В этом состоянии человек абсолютно свободен от страдания, которое неизбежно несет с собой сознание. То, что коршун пожирает печень Прометея днем, и печень заживает ночью, имеет глубокий смысл. Ночь— это темнота, бес­сознательное. Ночью каждый из нас возвращается к первоначальной це­лостности, из которой мы рождаемся. В этом и состоит исцеление. Дело выглядит так, словно рана перестает причинять боль. Это свидетельствует о том, что само сознание причиняет боль. Вечно незаживающая рана Про­метея символизирует последствия разрыва первоначальной бессознатель­ной целостности, отчуждения от первоначального единства. Это постоян­ный терний, вонзившийся в плоть.

В сущности, оба мифа тождественны, поскольку они отражают архети-пическую реальность психического и ход ее развития. Приобретение созна­тельности есть преступление, высокомерный поступок (bybris) по отноше­нию к вечным силам; но это неизбежное преступление, поскольку оно приводит к необходимому отчуждению от естественного бессознательного состояния целостности. Для того чтобы сохранить верность развитию со­знания, этот поступок необходимо рассматривать как необходимое пре­ступление. Лучше быть сознательным, чем оставаться в животном состоя­нии. Но для того, чтобы проявиться, эго обязано выступить против бессознательного, из недр которого оно возникло, и утвердить свою отно­сительную автономию посредством акта инфляции.

Существует несколько различных уровней, на которых можно проде­монстрировать эту интерпретацию. На самом глубоком уровне упомяну­тый акт выглядит как преступление против сил мироздания, сил природы или Бога. Но в повседневной жизни такое действие воспринимается не в религиозных категориях, а в личностном плане. На личностном уровне акт приобретения нового сознания воспринимается как преступление или бунт против авторитетов, существующих в личном окружении индивида, например, против своих родителей, а в дальнейшем против внешних авто­ритетов. Любой шаг в индивидуации воспринимается как преступление против коллектива, поскольку он ставит под сомнение правомерность иден­тификации индивида с каким-либо представителем коллектива, будь то се­мья, партия, церковь или народ. В то же время каждый шаг, будучи дейст­вительно инфляционным актом, не только сопровождается чувством вины, но и подвергает индивида опасности зацикливания в инфляции, которая не­сет на себе последствия падения.

В психотерапии встречается немало людей, чье развитие приостано­вилось именно в тот момент, когда необходимо было совершить неизбеж­ное преступление. Некоторые из них говорят. "Я не могу разочаровать моих родителей или семью". Человек, проживающий со своей матерью, говорит: "Я хотел бы жениться, но это убьет мою бедную старую маму". Вполне воз­можно, что так и произойдет, потому что существующая симбиотическая связь нередко обеспечивает психическое питание. Если у партнера отнять пищу, он может погибнуть. В таком случае обязательства по отношению к матери слишком сильны, чтобы использовать какой-либо иной комплекс критериев жизни. Здесь просто еще не возникло ощущение ответственности по отношению к своему личному развитию.