Дэйв Пельцер - Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство

Перед глазами замелькали картины моей недолгой жизни во временном приюте: вот я смеюсь вместе с другими ребятами, а вот мы играем в баскетбол, в прятки или просто носимся по дому тети Мэри; в конце дня она стоит на крыльце и зовет нас ужинать, но мы не слышим ее, потому что ушли на берег залива или охотимся на змей на лугу. Я открыл глаза и посмотрел на свои руки. Кожа на пальцах потеряла нездоровый красный цвет и перестала шелушиться. Я даже успел немного загореть.

Я чувствовал, как мама сверлит меня взглядом. Словно пытаясь ускользнуть от него и собраться с мыслями, я снова вдохнул спасительный цветочный запах.

Я задержал дыхание буквально на секунду и, прежде чем моя храбрость окончательно улетучилась, выпалил:

— Сэр, я не хочу жить с ней! Простите меня, пожалуйста! Я не хотел рассказывать! Не хотел, чтобы от меня были проблемы!

Мама прожигала меня взглядом. У меня подкосились ноги, я чуть не упал обратно.

— Значит, решили, — объявил судья. — Постановлением суда несовершеннолетний Дэвид Пельцер помещается под опеку суда. Опека суда будет осуществляться до достижения им возраста восемнадцати лет. Дело закрыто! — быстро закончил он и ударил молотком по куску дерева.

Я стоял, не в силах осознать случившееся. Мисс Голд вскочила и обняла меня так крепко, что я испугался, как бы она не сломала мне ребра. Меня со всех сторон окружили ее волосы, я даже ими чуть не подавился. Через несколько секунд мой ангел-хранитель опомнился. Я вытер слезы и шмыгнул носом. Потом посмотрел на судью — и он мне улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. На мгновение мне показалось, что Его Честь даже подмигнул мне!

Прожигавший меня лучами ненависти мамин взгляд замигал и потух.

Мисс Голд положила руки мне на плечи:

— Дэвид, я так горжусь тобой!

И прежде чем она успела сказать что-то еще, я прервал ее:

— Мне очень жаль, мисс Голд! Я не хотел вам врать. Простите меня за то, что заставил вас плакать. Вы когда-нибудь сможете меня простить? Я всего лишь хотел…

Вместо ответа она убрала волосы у меня со лба и внимательно посмотрела мне в глаза:

— Шшш… Все хорошо. Я знала, что ты поступишь правильно. А теперь твоя мама хочет…

— Нет! — закричал я. — Она заберет меня назад!

— Тише! Она всего лишь хочет попрощаться с тобой, — заверила меня мисс Голд.

Пока мы с ангелом-хранителем медленно шли к выходу из зала суда, я пытался разглядеть маму. Она тоже плакала. Мисс Голд подтолкнула меня вперед, но я не спешил, пока не удостоверился, что мой ангел никуда не уйдет и будет рядом. Чем ближе я подходил к маме, тем сильнее я плакал. Часть меня не хотела с ней расставаться. Мама раскинула руки, и я кинулся к ней, забыв обо всем. Мама обняла меня, словно я снова был маленьким мальчиком. И ее чувства были совершенно искренними.

Потом она отпустила меня, взяла за руку и повела к машине. Я не боялся. Возле фургона мама вручила мне несколько пакетов с новой одеждой и игрушками. Открыв рот, я смотрел на все это богатство и не знал, что думать.

Голос подвел меня, когда я собрался прощаться с братьями. В ответ на мое невнятное «пока» они почти дружелюбно кивнули. А я почувствовал себя предателем и решил, что они ненавидят меня за неумение держать язык за зубами.

— Я буду скучать по тебе, — всхлипнула мама.

— Я тоже! — вырвалось у меня прежде, чем я сообразил, что говорю.

Хоть я и радовался решению суда, непонятно откуда взялась грусть. Я разрывался между свободой и желанием остаться с мамой и семьей. Все было слишком хорошо, чтобы поверить в это. Одежда, игрушки, возвращение в приют… Но больше всего я радовался теплоте маминых объятий.

— Прости меня за все, — плакал я. — Мне правда очень жаль. Я не хотел рассказывать.

— Это не твоя… — начала мама, но потом замолчала и продолжила уже другим, более уверенным голосом: — Все в порядке. А теперь послушай меня. У тебя появился шанс начать все сначала. И я хочу, чтобы ты был хорошим мальчиком.

— Я буду! — ответил я, размазывая слезы по щекам.

— Нет! — холодно поправила меня она. — Отнесись к этому серьезно! Ты должен быть хорошим мальчиком. Должен стать лучше, чем был.

Я посмотрел в ее покрасневшие опухшие глаза. В тот момент мама действительно желала мне лучшей жизни. Я понял, что она знала, какой вердикт вынесет суд, раньше, чем зашла в зал.

— Я буду хорошим. Буду очень стараться, — сказал я, распрямляя плечи, как когда-то в подвале, после очередной «игры». — Ты будешь гордиться мной. Я все сделаю, чтобы ты мной гордилась.