КАНТ. Да, так он быстрее будет с вами.
МАТЬ. Но ему будет больно...
СПИНОЗА. Что такое боль...
СОКРАТ. ...Разве вы не понимаете?
МАТЬ. Это вы можете обсуждать между собой. Но матери вы не должны так говорить. Ни одной матери.
( Опечаленная, присаживается возле Франца. )
ФРАНЦ ( вполголоса ). Мама, помоги ему! Мама, поддержи его!
МАТЬ. Он в хороших руках, дитя мое. Не беспокойся о нем.
ФРАНЦ ( пристально глядя ). Мама, поддержи его!
ПАУЛЬ ( присаживаясь возле Франца с другой стороны ). Что ты такой молчаливый?
ФРАНЦ ( испуганно ). А чего ты хочешь?
ПАУЛЬ ( с любопытством ). Что там такое с твоим братом? Наверно, это фокус со списком на отправку?
ФРАНЦ. Наверное.
ПАУЛЬ. И зачем вам это было нужно? Взять чужой номер, чужое имя — пустяк, что ли? Что еще из этого может выйти...
ФРАНЦ. Нам хотелось быть вместе. А этот маленький чех так хотел остаться в Бухенау! у него там связи со старостой, тот ему каждый день приносил миску экстра-супа. Шутка ли, лишняя миска супа — это ведь жизнь! Он верил, что пока будет получать этот суп — будет жив.
ПАУЛЬ. Ну и как было дело? Он угодил в список?
ФРАНЦ. Да. И предложил Карлу поменяться с ним номером и фамилией. Так брат оказался вместе со мной, а чех остался при своем старосте и своем супе.
ПАУЛЬ. Знаешь, чем это может кончиться?
ФРАНЦ. Староста все знал и согласился.
ПАУЛЬ. Ну и что? Если твой брат признается, будете все четверо торчать в дерьме.
ФРАНЦ. Мне уже ничего не страшно.
ПАУЛЬ. Зачем тебе этот героизм? Что, дома тебя никто не ждет?
ФРАНЦ ( снова погружаясь в себя ). Мама, жива ли ты?
МАТЬ. Я с тобой, сынок, я с тобой! Поверь же мне, наконец.
ФРАНЦ ( тихо бормочет ). Мама! Если бы я только знал, жива ли она!
ПАУЛЬ. Чего задумался, ты, тихий дурень! Выше голову! Мы еще посмотрим!
ФРАНЦ. Да, мы еще посмотрим.
УНТЕРШАРФЮРЕР ( вталкивая Карла в барак ). Ну ты, задница! Теперь можешь подумать, кто ты такой — тот или этот! Через пять минут я вернусь и снова заберу эту птичку, посмотрим, научилась ли она чирикать.
( Уходит. )
СПИНОЗА. Нет, вы видели, господа? Он же ведет себя, как стопроцентный эсэсовец!
КАНТ. Таков он и есть.
СПИНОЗА. Но он ведь ангел!
КАНТ. Да, но как только становится эсэсовцем и до тех пор, пока им остается, он об этом представления не имеет.
СПИНОЗА. Не понимаю. ( Наивно. ) Этот эсэсовец должен ведь заметить — как это он вдруг появился... точно с неба упал, без прошлого, без собственной биографии... Это же должно его, наконец, удивить!
КАНТ. О, святая простота! Бенедикт, не забывайтесь же настолько! ( Нетерпеливо, поучающе. ) Он послан отсюда, но, с их точки зрения, он уже давно там, столько-то и столько-то лет, у него есть там свое прошлое, своя биография, есть родители и родители родителей, есть жена и дети.
СОКРАТ. Мы не стоим с ними на одном уровне — ни в пространстве, ни во времени. Это же наш трюк, что мы с ними рядом, наш театральный трюк!
СПИНОЗА. Но вы же говорили, что все это действительно, действительнее самой действительности: что это правда, а не только сплошной театр!
КАНТ. Все есть театр, и ничто не есть театр. Мы — определенные фигуры, что здесь, что там. То на фоне сцены, то на трансцендентальном фоне. Но в любом случае это — игра.
СОКРАТ. Но мы не очень-то знаем, что мы играем. И не очень знаем, что мы играем. Мы лишь неточно знаем наши роли. И радуемся, когда угадываем текст, который нам надо произносить.
КАНТ. И внимаем, как можем, суфлеру — голосу совести.
МАТЬ ( подходя ближе и услышав последнюю часть разговора, со всей наивностью ). И для кого же мы играем, господа? Пожалуйста, скажите!
СПИНОЗА. Для простодушной театральной публики, такой простодушной, что она думает, будто мы играем.
СОКРАТ. А между тем играют они — играют зрителей.
КАНТ. Да, они всегда играют. Разыгрывают друг перед другом свои роли, играют для самих себя.
МАТЬ ( прямолинейно ). Но для кого же мы все играем? Должно же что-то быть — должен кто-то быть, кто на нас смотрит, откуда-то...
КАНТ. Вы первый раз стоите на сцене, сударыня?
МАТЬ. Да, сударь.
КАНТ. Тогда скажите, что вы видите — там? ( Показывает на зрительный зал. )
МАТЬ ( щурясь ). Ничего не вижу, лампы меня слепят. Вижу только большую черную дыру.
КАНТ. А если я вам скажу, что зритель все же есть?
МАТЬ ( доверчиво смотрит на него ). Ну, тогда я вам поверю.
КАНТ. Да ( твердо ), вы должны в это верить, потому что знать этого мы не можем. Мы его не знаем — великого зрителя спектаклей нашей жизни. Он сидит, в темноте, где-то там — в ложе.( Указующий жест. ) Но он смотрит на нас внимательно, поверьте, сударыня!
Читать дальше