Вилейанур Рамачандран - Рождение разума. Загадки нашего сознания

Испытывают ли нормальные люди синестезию? Часто говорят об определенных запахах, например, о лаке для ногтей, что он сладкий, хотя никогда не пробовали его на вкус. Это должно включать близкие нейронные связи и перекрестную активацию между запахом и вкусом, что можно считать синестезией, которая существует в мозгу у каждого из нас. В данной ситуации не всегда имеется функциональный смысл — например, сладкие фрукты тоже имеют «сладкий» запах, как и ацетон, но также и структурный; обонятельные и вкусовые нервные пути тесно переплетаются и проецируются на те же части лобной доли.

И наконец, рассмотрим тот факт, что, даже будучи детьми, мы морщили нос и поднимали руки, когда сталкивались с неприятными запахами и вкусом. Почему во всех культурах про дурные вещи или поступки говорят, что это «плохо пахнет», а нелепый выбор называется «безвкусица»? Почему мы связываем это со вкусом и запахом? (Почему, например, не сказать, что это неприятно или глупо?) Я снова утверждаю, то происходящее связано с эволюционными и анатомическими ограничениями. В определенных разделах лобных долей низших позвоночных есть обонятельные и вкусовые карты, но у млекопитающих с более выраженными общественными связями эти карты оказались заполненными такими социальными функциями как захват территории, агрессия и сексуальность, которые в конечном итоге завершились в отображении всех социальных измерений — морали. Отсюда и взаимозаменяемые слова и гримасы для выражения как вкуса/запаха, так и морального отвращения (Ramachandran, Hubbard. 2001 a , b).

8. Могут ли эти неврологические расстройства разрушать метафоры и синестезию? Это не изучено подробно но, как было сказано на лекции, мы заметили отсутствие эффекта «буба — кики», как и в интерпретации пословиц, у пациентов с повреждением ангулярной извилины. Недавно я обследовал одного пациента с амнестической афазией [81], вызванной поражением левой ангулярной извилины и обнаружил, что в 14 из 15 пословиц он ошибался, понимая их буквальный, а не метафорический смысл.

Говард Гарднер показал, что пациенты с правополушарными повреждениями также имеют проблемы с метафорами. Было бы интересно посмотреть, связан ли этот дефект со случайными или с пространственными метафорами, такими как «ом слетел с поста директора» или «с его способностями он далеко пойдет». Я заметал, что они парадоксальным образом вполне способны каламбурить (что главным образом является заслугой левого полушария, которому не препятствует повреждение правого).

Больные шизофренией также не справляются с пословицами, но любопытно, что они часто невольно создают каламбуры и «пронзительные ассоциации» Я поражен сходством между шизофрениками и пациентами с лобно-теменным поражением. Бредовая симптоматика («Я Наполеон» или «Я не парализован») и галлюцинации («Моя левая рука касается твоего носа») случаются и у тех, и у других; и, как шизофреники, пациенты с правополушарными поражениями способны каламбурить и остроумно шутить. Это позволяет предположить, что у них может быть правая лобно-теменная гипофункция и аномальное повышение активности в левой стороне.

Марта Фарра и Стив Косслин показали, что порождение внутренних представлений и контроль над ними — в основном функция левой лобной доли. Я же полагаю, что «сличение» их с реальностью происходит в правой доле (Ramachandran, Blakeslee, 1998). Таким образом, поражения при шизофрении, о которых мы здесь говорим, могут приводить к возникновению бесконтрольных и нереалистичных образов (галлюцинации) и представлений (бред).

9. Слово означает гораздо больше, чем просто ярлык. Я остро это почувствовал, когда недавно обследовал индийского пациента с расстройством речи, называемым амнестической афазней, или феноменом «на кончике языка», вызванным повреждением его левой ангулярной извилины. В придачу к его амнестической афазии (трудности при назывании предметов и в подборе подходящих слов в спонтанной речи) у него были признаки синдрома Гершмана: неспособность называть пальцы руки — ни свои, ни врача; и путаница в определении право/лево (интересно, что он не мог указать, на которую ногу обут ботинок, даже глядя на ботинок и ногу одновременно) — это форма «слепоты соотнесения».

Когда ему показывали предмет, он часто произносил смысловые характеристики, например, при виде очков он говорил: «Лекарство для зрения», подтверждая общепринятое представление о том, что предмет ему знаком, но его название от него ускользает. Однако было много категорий предметов, для которых это не срабатывало. Когда ему показали скульптуру индийского бога Шивы (которого немедленно узнает любой индийский ребенок), он не опознал ее и сказал: «О, это бог, который помог Раме пересечь океан» (имея в ввиду бога обезьян Ханумана). Когда я подсказал ему: «Имя начинается с Кр…», он воскликнул: «Ну конечно, это Кришна… он не помогал Раме». То же случилось и с некоторыми предметами, которые он исходно не опознавал; исправление имени позволило ему восстановить и правильные ассоциации. Эти исследования, в противовес популярным взглядам, позволяют предполагать, что имя является не просто ярлыком — это волшебный ключик, который открывает двери в сокровищницу ассоциацвн, связанных с тем, на что вы смотрите.