Мария Гиппенрейтер - Бегство к себе

Постепенно я освоила и моторную лодку. Нужно было научиться, как заправлять и заводить мотор, чистить засоренные свечи, менять срезанную шпонку (ею, как правило, становился простой гвоздь). На моторке иногда приходилось ездить в поселок за продуктами.

Через пару недель моего пребывания на кордоне я решила, что надо выкопать туалет. Взяв лопату и выбрав место, я попыталась копать. Лопата вошла в землю на сантиметр и застряла. Выяснилось, что грунт вокруг кордона состоит из камней и гальки. Пришлось браться за кирку. Три дня я махала киркой и долбила землю, пока не образовалась яма подходящего размера. Иногда подходил Владик и подбадривал меня:

— Давай-давай. Молодец! Смотри, как у тебя уже получается.

Потом он мне помог сколотить кабинку, и у нас наконец появился туалет.

Однажды, гуляя по лесу, я наткнулась на двух воронят, тихо сидящих в траве. Видимо, они недавно выпали из гнезда. Вокруг летали взволнованные родители и истошно орали. Осмотрев птенцов, я заметила, что у одного из них кровь на лапке, и он как-то странно заваливается набок.

Оставив здорового птенца на попечение родителей, я принесла второго вороненка домой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у него сломан ноготок на лапе. Помазав ранку йодом, я посадила птенца в большую коробку. Через три дня он совершенно освоился, стал вылезать из коробки и расхаживать по комнате, внимательно изучая все вокруг. Встречал меня радостными криками, широко разевая клюв. Кормила я его размоченной булкой, земляными червями и рыбой. Так у меня появился новый друг Карлуша. Благодаря нашей дружбе и доверию, которое он мне оказывал, мне удалось подсмотреть и проникнуть в удивительные тайны вороньей жизни, психики и поведения, которые я бы никогда не увидела, наблюдая за дикими воронами. В отличие от ворон средней полосы на Байкале водится подвид черных ворон. Так что Карлуша был весь черный.

Через несколько дней я стала выпускать его на улицу. Он важно расхаживал по двору, крутя головой с боку на бок, тыкал клювом в палочки, шишки, иногда что-нибудь подбирал и таскал в клюве. Когда он проголадывался, то разыскивал меня и начинал громко орать, приседая и разевая клюв.

Постепенно Карлуша стал подлетывать, взлетал на забор и на нижние ветки деревьев. Взлетать вверх оказалось легче, чем слетать вниз. Застряв на ветке дерева, он долго топтался по ней, поджидая, когда я пройду мимо, и тогда кубарем сваливался мне на голову или на плечо, впиваясь острыми когтями, чтобы удержать равновесие. Благополучно приземлившись, Карлуша умиротворенно устраивался у меня на плече и начинал общаться: издавая тихие нежные звуки, он перебирал клювом мои волосы, дергал за сережку, слегка пощипывал ухо, терся головой о щеку.

У нас во дворе лежала куча сосновых неошкуренных бревен — мне предстояло топором снять с них кору. В этих бревнах водились небольшие жуки-стафилины. По виду они напоминали крупных черных муравьев с мощными полукруглыми челюстями. Однажды я увидела, как Карлуша расхаживает по бревнам, что-то там высматривая. Через некоторое время он уже сидел на заборе в очень странном состоянии: весь нахохленный, тяжело дыша, глаза закатились, клюв раскрыт. Я подошла, заговорила с ним, потрогала — никакой реакции. Тогда я заглянула ему в рот и обомлела — в горле вороненка, вцепившись челюстями в тонкую кожицу глотки, висело несколько стафилин, и ни проглотить, ни выплюнуть их он не мог.

Я взяла пинцет и аккуратно одного за другим вытащила жуков. Это должно было быть очень больно, но Карлуша сидел смирно и не шевелился, пока я не закончила. Это был ему хороший урок.

На следующий день он опять ходил по бревнам. Вид у него был очень злой. Вообще я всегда могла определить, в каком Карлуша настроении. Это было видно по выражению его «лица» и глаз, по тому, как плотно к телу и голове были прижаты перья. В благодушные моменты он весь распушался, перья на голове и вокруг клюва становились торчком, выражение глаз менялось. В тот день он был явно не в духе. Я подошла поближе посмотреть, что он там делает. Это был час расплаты. Увидев стафилину, Карлуша клювом яростно раздалбливал ее в лепешку и только потом проглатывал. Разделавшись таким образом с кучей жуков, он улетел в лес восстанавливать душевное равновесие.

Эта ворона принимала участие во всех моих делах. Одним из его любимых занятий было мытье посуды. Накопив некоторое количество посуды, я несла ее мыть на озеро. Разложив на берегу кастрюли, тарелки, вилки и ложки, принималась за дело. Карлуша был тут как тут. Начиналась игра. Убедившись, что я не подсматриваю (а я делала вид, что не смотрю), он боковыми подскоками подкрадывался и утаскивал кусок мыла или ложку. Отойдя на некоторое расстояние, он рыл клювом ямку, заталкивал туда свой трофей и сверху закладывал камешком. Если я в этот момент поворачивалась и говорила: