Андрей Гнездилов - Лабиринты души

И вот — всего за несколько дней новая горничная навела идеальный порядок в замке, словно к празднику. Потолки сияли белизной, на стенах были развешены вычищенные ковры и гобелены, доспехи сверкали как новые, паркет блеском соперничал с зеркалами. В парке беспечная дикость некошеной травы уступила место газонам, клумбам и искусным живым изгородям.

Ошеломленные король и королева не знали, радоваться или печалиться столь разительным переменам. Вместе с веселой столетней пылью, милым беспорядком, изумрудной патиной на бронзовых канделябрах исчезло едва заметное волшебство замка, его очаровательная сказочность. Да, он стал жилым, обитаемым, но лишь для реальных людей, а что касается чудес, что живут в дремучем лесу, на нехоженых тропинках, — увы, они улетучились, скрылись в темных уголках. Однако, не желая омрачать мнимое удовольствие друг друга, хозяева одобрили старания пришелицы.

Новая служанка просила звать ее просто Горничной.

— Нет-нет, — возразил король, — если вы несколько ослабите свое усердие, мы дадим вам титул госпожи Кастелянши!

На том и порешили.

Впрочем, вскоре королю пришлось раскаяться в своем решении. Хотя заботы о замке больше не тяготили Тибурсия, состояние его нисколько не улучшилось— скорее наоборот.

В первую же ночь полнолуния странный свист нарушил тишину спящего замка. Тонкий и пронзительный, монотонный и въедливый, он вызывал тревогу и слезы. Король и королева вышли на балкон.

В замковом саду среди распустившихся ночных цветов, источавших удушливый аромат, облаченная в серебристые ткани, танцевала гибкая женская фигура. Подобно тени, она скользила меж деревьев, почти не касаясь земли, и движения ее рождали мелодию свиста. Танец завораживал, а лицо женщины наливалось страшной, холодной красотой лунных лучей, исполненной одиночества, тоски и немого отчаяния. В руках ее сверкал тонкий хлыстик. Она ударяла им по цветам, и те вспыхивали искрами, словно от боли. Король и королева почувствовали дурноту.

Они спустились в сад, чтобы разглядеть танцовщицу. Аллея, что вела от дома, была украшена мраморными статуями рыцарей, некогда составлявшими гордость страны. Король протер глаза— пьедесталы были пусты, зато сами рыцари, обнажив мечи и скрестив копья, преграждали путь своему владыке. Тибурсий свернул на обходную тропинку. Рыцари не двигались. Но когда король приблизился к цели, на месте танцовщицы, прямо под балконом, бил фонтан. Ветер колыхал его сверкающие струи, и они напоминали извивающуюся женскую фигуру.

Полные мрачных дум, король и королева вернулись в свои покои. Наутро госпожа Кастелянша клятвенно заверила, что не имеет никакого отношения к ночным грезам господ.

Не прошло и месяца, как впервые за всю историю в замок забрались воры и разграбили его. Теперь приходилось запирать ворота, ставить стражу, не пускать случайных гостей. Но самое печальное — былые традиции изживали себя. Гости не находили своих комнат, подаренные талисманы не защищали от бед, сказки перестали сбываться. И сам король не избежал неприятных перемен. Его поступки и решения стали подвергаться иному толкованию, будто отражаясь в кривом зеркале. Благородные порывы объясняли корыстью честолюбия, словам приписывали двойной смысл, чувства осмеивали. То же было и с королевой: сотни сплетен, домыслов, слухов окружали ее, и злые языки единодушно указывали на нее, как на виновницу всех бед, постигающих королевский двор. Ужасно, но Тибурсий не мог защитить ни себя, ни Антонию, ибо тайный враг проник в замок и владел им.

Непонимание возникло и меж самой четой. Стремясь предотвратить назревающий разрыв, королева не знала, что и делать, и проводила ночи в молитвах и слезах. И небо, казалось, услышало ее.

Как-то король возвращался с охоты. Было поздно, и в ночи разыгралась непогода. Стая волков напала на след Тибурсия, и охотник сам оказался дичью. Конь, чуя хищников, летел по тропинкам, рискуя жизнью своей и всадника. Волки неслись по пятам. В какой-то момент они окружили Тибурсия. Он натянул лук, но внезапно из лесной чащи раздался крик совы. Звери отступили, и всадник вновь погнал коня. Так повторялось несколько раз. Сова спасала короля. Наконец он вырвался из леса. Волки злобно завыли, а охотник, не целясь, выстрелил в гущу кустов и, облегченно вздохнув, направился в замок.

Утром в ворота постучалась маленькая босоногая девочка в бедном платьице, украшенном листьями. В руках она держала королевскую стрелу. Ребенок не знал ни своего имени, ни родителей. Антония увидела в этом перст Божий, а кроме того — дитя было так прелестно, что сразу пленило сердце королевы. Разбудив короля, она поделилась своими восторгами и просила удочерить ребенка. Тибурсий немедленно согласился.