Андрей Гнездилов - Лабиринты души

Наступила ночь, и сквозь разрывы низко несущихся туч проглянула полная луна. В завываниях ветра капитан услышал далекие звуки органа. Они приближались, становясь все громче и громче, пока не заглушили рев океана. Волны, подчиняясь музыке, становились все выше и грознее. Торжественное траурное шествие, прерываемое рыданиями высоких голосов, звучало в этой мелодии, потрясающей стихию. Руки Мердола ослабли. «Возмездие?»— мелькнула страшная мысль. Но внезапно похоронные звуки сменились ясной песней весны. Это было прощение — и шторм начал стихать. Как мираж, возник перед Мердолом силуэт каравеллы, и через мгновение он лежал на палубе. Над ним склонился капитан Рэдлей. У штурвала опять темнела неподвижная фигура герцога, сидящего в кресле. Рядом с ним стояла Илиона. Мердол приблизился к ней.

— Илиона! Убей меня, но ответь, ты ли окончила мелодию, что управляла бурей?

Леди молчала, улыбаясь той же легкой улыбкой, что была на прекрасном лице спящего герцога.

У каждого на земле свой путь, но одни забывают его и сворачивают в сторону, другие останавливаются, третьи ищут иную дорогу, сменив старую. И порой так трудно сохранить верность начальной цели, особенно на закате дней, когда силы на исходе.

Вот так случилось, что один человек, по имени Тульп, всю жизнь странствовал по миру и искал любви. Не простой, а необыкновенной, такой, которая превращает жизнь в сказку, открывает небесные двери, дарит счастье и преображает все вокруг. Однако шли годы, он никого не встретил, возраст обрекал на неудачу его несбывшиеся надежды, и бедняга только по привычке передвигал ноги и вглядывался в лица прохожих. Само странствие превратилось для него в смысл существования.

Однажды, осенней порою, Тульп заблудился в горах. Спускались сумерки, с хмурого неба накрапывал дождь. Не было поблизости и следов жилища, но внезапно путник наткнулся на деревянный крест, второй, третий, еще, решетку ограды — и он понял, что попал на старое заброшенное кладбище. Заросшая травой дорога, облетевшие кроны печальных деревьев, запущенные холмики могил свидетельствовали о том, что кладбище давно никто не посещал. Поддавшись настроению, Тульп задумался о своей судьбе и, возможно, не столь далеком конце…

Откуда-то донеслись унылые удары колокола. Они приближались, и вскоре в полутьме вырисовалась причудливая процессия. Шестеро человек в траурных лиловых одеяниях шли впереди с горящими факелами в руках. Седьмой в монашеском клобуке нес небольшой колокол и время от времени бил в него. За ними следовала шестерка белых лошадей, впряженных в открытую серебряную карету. В ней на постаменте стоял кованый гроб, укрытый богатой парчой. Кавалькада всадников в рыцарских латах сопровождала гроб. Печальный кортеж приблизился к кладбищу и остановился. Слуги с факелами устремились за ограду, но вскоре вернулись.

— Ничего, ни одной пустой могилы, — доложили они всадникам.

Безнадежно махнув рукой, один из рыцарей приказал двигаться дальше. Процессия вновь выстроилась и двинулась в ночь. Часть сопровождающих, вероятно показывавших дорогу, повернула домой.

Тульп подошел к одному из нищих, только что получившему от всадников щедрую подачку, и спросил его о странной процессии.

— Видите ли, господин странник, эти люди ищут место, где бы похоронить ведьму. По приказу короля никто не вправе выкопать для нее могилу, так как на него ляжет проклятие и он станет наследником колдовских чар. Вот они и ищут уже готовую, вырытую могилу, в которую бы еще никого не положили.

— Долго же им придется искать, — задумчиво произнес Тульп.

— И не говорите, сударь, — согласился нищий. Уже и сам король помер, и замок, где жила ведьма, почти разрушился, а катафалк с ее телом все скитается по земле и нигде не находит прибежища.

— Так что стоит бросить его? — спросил Тульп. — Поди, и от ведьмы за много лет лишь кости остались.

— Вот и ошибаетесь, господин. Ведьма цела, как в день своего упокоения. Уж много раз то власти, то разбойники останавливали процессию, думая, что им морочат голову и перевозят какие-нибудь сокровища. Но когда открывали крышку, то убеждались, что все как есть. Мало того, что тление не коснулось даже ее мизинцев, но открытые глаза сверкают тем же блеском, что у живой. Вот почему провожатые боятся и ослушания, и самой покойницы и готовы скитаться до скончания века.

Странно заныло сердце Тульпа, словно история эта имела отношение к нему самому. Но дорога вела его дальше, и он последовал ей, хотя и был уверен, что никто и ничто не ожидает его в пути.