То есть независимо от начальных условий Лэнгтон приходит к этому сложному узору. И это лишь один муравей, который руководствуется всего двумя правилами. Модель помогает нам понять, как строится поведение муравьиных сообществ в реальном мире. Особенно интригующий пример самоорганизующегося поведения колонии можно наблюдать у тропических муравьев-кочевников Нового Света.
Днем колония отдыхает (даже муравьям знакома праздность!) и не тратит времени и сил на постройку гнезд. Вместо этого муравьи разбивают «походный лагерь» — делают гнездо-бивуак, собственными телами закрывая царицу и молодняк от опасностей. Муравьи сплетаются телами и создают некое подобие палатки — и никто ими при этом не командует.
Муравьи регулируют температуру и влажность в укрытии, меняя форму и положение бивуака. Чтобы добыть пищу, колонна из сотен тысяч муравьев выходит из укрытия, хватает все, что движется, и возвращается в колонию, действуя как единый организм, который протягивает за едой руку. Ночью бивуак исчезает — колония движется дальше.
Важно понимать, что отдельный муравей понятия не имеет, что является частью бивуака, и уж тем более — частью колонии. Он сцепляется с соседями просто потому, что время суток, температура и прочие стимулы среды превысили порог чувствительности и запустили правило «хватайся за соседа».
Точно так же отдельные нейроны в мозге сами по себе не знают, что являются его частью или частью некоего «я». Наше сознание очень напоминает бивуак муравьев-кочевников. Многие века философы полагали, что где-то в наших головах живет маленький человечек, Гомункулус, который управляет мозгом. Потом ученые долго считали, что существует особый участок мозга, командно-контрольный центр, диктующий мозгу, что делать.
Но нейрофизиологи выяснили, что такого контрольного центра в мозге нет. Есть крупные узлы мозговых сетей, деятельность которых важнее «периферической» активности, но нет какого-то одного центра, который диктовал бы поведение. Наш мозг скорее похож на колонию муравьев: работа миллиардов нейронов порождает ощущение «я» без какого-либо внешнего или внутреннего воздействия. Иными словами, мы — эмерджентный самоорганизующийся феномен.
Нейроны, как муравьи, следуют алгоритмам и принимают бинарные решения, руководствуясь получаемыми сигналами. Когда входящие сигналы преодолевают в нейроне заданный электрохимический порог, а клетка при этом находится в частичной синхронии с соседями, она отвечает потенциалом действия, который передается нейронам поблизости. В зависимости от контекста, те несут сигнал дальше или, наоборот, прерывают цепь. Невероятно сложная организация возникает из взаимодействия миллиардов мелких и простых элементов.
Общение миллиардов отдельных нейронов, объединенных триллионами связей, дает нам возможность бесконечного творчества. Потому и колония муравьев гораздо более изобретательна и адаптивна по сравнению с отдельной букашкой. Разумеется, сравнение муравьев и людей на этом заканчивается. Как я уже говорил, аналогия работает лишь на уровне нервных клеток мозга. Человек не равен муравью — рабочему, самцу или солдату. Число поведенческих алгоритмов человека неизвестно и потенциально бесконечно.
Мы можем осознавать правила, которым следуем, и обладаем свободой выбора. И, самое главное, можем создавать новые правила. Но есть один важный аспект, в котором наш мозг и муравьиная колония очень похожи: сложные самоорганизующиеся системы привыкают к определенным условиям. Когда эти условия сильно искажаются (например, меняется климат), колонии погибают. Поскольку отдельные муравьи обладают весьма низкой степенью свободы в своем поведении, их коллективная деятельность гармонирует со средой. Нервные клетки тоже мирно уживаются в черепной коробке. Но, в отличие от муравья, человеческий мозг имеет потенциально бесконечное число степеней свободы. Это подарило нам уникальный разум и способность к творчеству. Это же мешает нам наслаждаться рабством — в отличие от муравьев.
Бертран Рассел писал, что «работа бывает двух типов: первый, изменение положения материи на земной поверхности или вблизи нее относительно другой такой материи; второй, повеление другим выполнить это». Он также заметил, что первый тип малоприятен и плохо оплачивается, а второй — приятен и оплачивается высоко [36] Рассел Б. Похвала праздности. — Прим. пер.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу