Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла

Загадкой остаются отношения между генетически неродственными особями. Дарвин в книге «Происхождение видов» утверждал, что естественный отбор не может обусловить такое изменение внутри какого-либо одного вида, которое совершается исключительно ради пользы для другого вида. Хотя Дарвин изучал, главным образом, взаимоотношения между видами, мы можем применить его принципы в равной степени к рассмотрению подобных взаимоотношений между особями одного и того же вида. Нам нужно объяснить, например, почему львы в совместной охоте не мошенничают, предоставляя право партнеру одному убивать добычу; почему одна летучая мышь-вампир срыгивает кровь другой, подкармливая ее и не получая ничего взамен; почему приматы, занимаясь грумингом, не «наживаются» на чистке меха и чесании спины, но делают это, не получая благодарности взамен [357] Когда и почему животные благожелательны друг к другу (Axelrod, 1984; Dugatkin, 1997; Sachs et al., 2004; Stevens et al., 2006). Я не включил в обсуждение многие поразительные случаи кооперации между видами. Такие, например, как взаимодействие рыбы-чистильщика и ее хозяев, а также африканскую птицу из вида Indicator indicator. У этой птицы в процессе эволюции сформировались взаимно-благосклонные отношения с человеком, она сначала приводит человека к месту, где расположены ульи диких пчел, а затем потребляет заслуженные трофеи после разрушения ульев. .

Любая кооперация включает в себя как минимум одно действие, совершаемое одной особью для блага другой или нескольких других особей. С дарвиновской точки зрения, подобное поведение становится интересным тогда, когда поступок требует затрат и родство не может служить в качестве объяснения. Побочный мутуализм возникает тогда, когда результат действия оказывается полезным для обоих участников. Хорошим примером служит совместная охота, где каждая особь, А и Б, заинтересована в успешной охоте и каждой из них нужна помощь, по крайней мере, со стороны еще одной особи для максимального увеличения шансов на успех. Охота сама по себе является затратным делом для обоих участников, но оба извлекают выгоду, если они вместе убьют добычу. Возможно, что в этих ситуациях и затраты и польза распределяются по-разному, вероятно, одна особь несет больше затрат и получает больше выгоды. Главное состоит в том, что взаимодействие возникает как побочный акт или как случайное проявление эгоистичных во всех других отношениях интересов.

Взаимообмен, который обсуждался в I и II частях, влечет за собой первый акт альтруизма, за ним в какой-то момент в будущем следует ответный акт альтруизма. Хотя взаимность и кажется довольно простой, она требует мощного психологического инструментария, в том числе способности определять количество затрат и приобретений, сохранять их в памяти, помнить о предыдущих взаимоотношениях, удачно выбирать время для возврата своих вложений, находить и наказывать лжецов и устанавливать определенные соответствия между тем, что даешь, и тем, что получаешь.

Мы задаем один и тот же вопрос, касающийся всех форм взаимодействия: для тех, кто вступает во взаимодействие, лучше объединяться с одной или с несколькими другими особями или оставаться в одиночестве? Рассмотрим два примера: совместную охоту у львов и создание альянса у дельфинов [358] Кооперация в саванне и на море: как львы и дельфины это делают (Connor et al., 1999, 2000; Connor et al., 1992a, 1992b; Packer & Ruttan, 1988; Scheel & Packer, 1991). .

В обоих случаях мы хотим выяснить, какие параметры благоприятны для взаимодействия, а какие — нет. Чтобы собрать необходимые экспериментальные данные, биологи Крэг Пакер и Энн Пьюзи провели долгое время на равнинах Серенгети в Танзании, наблюдая за тем, как охотились львы, ведя подсчет количества львов, участвовавших в преследовании добычи, вычисляя коэффициент удачной охоты, размер пойманной добычи и объем еды на одну особь. В районах проведения наблюдений, где группы львов участвуют в совместной охоте, коэффициент успешной охоты возрастал с увеличением размера группы, при этом группы оказывались успешнее, чем львы, охотившиеся в одиночку.

Тем не менее в рамках этой общей модели, в которой взаимодействие оказывается благоприятствующим фактором, существуют разные стратегии охоты. В частности, прежде чем возникнет возможность поохотиться, львы на равнинах Серенгети выбирают одну из трех стратегий. Они могут совсем воздерживаться от охоты, могут подчиниться общей модели охоты, которую демонстрируют другие, или играть роль активного участника охоты, которая меняется в зависимости от роли остальных участников группы — иногда они могут возглавлять преследование, а иногда отставать от группы. Стратегия, выбранная львом, определяется в большой степени размером добычи, на которую ведется охота, и конкретным составом животных, которые действительно не хотят присоединяться к охоте. Когда добыча мелкая (например, бородавочники), львы обычно охотятся в одиночку, и большинство членов группы воздерживается от совместной охоты. Когда добыча крупная (например, буйвол), взаимодействие не только более распространено, но и необходимо, так как крупная добыча опасна и возрастает вероятность опозориться. Уклонение от охоты на буйвола — это своеобразное «мошенничество», как и участие в такой охоте, но в роли, требующей наименьших затрат. Во взаимодействии львов озадачивает то, что, кажется, нет практически никаких затрат на уклонение и никаких выгод от выполнения роли активного охотника. В этом смысле хотя и существуют принципы, которые определяют, когда у львов возникает взаимодействие и когда оно становится максимально полезным с точки зрения полученного результата, однако для того, кто не участвует в совместной охоте, отлеживаясь, пока остальные заняты делом, а потом пользуется плодами общих усилий, заметных последствий нет.