Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла

Каган абсолютно прав, указывая, что наблюдения над поведением крысы не дают оснований для выводов относительно субъективных переживаний и чувств животного. Когда я говорю, что боюсь высоты, вы, конечно, не можете понять моих переживаний, если сами не испытываете страха высоты. Но даже если у вас есть боязнь высоты, вы все равно не сможете точно представить, что это означает для меня — испытывать такой страх. Однако, поскольку все люди, как представители одного биологического вида, имеют общую нервную и физиологическую основу, некоторые аспекты наших переживаний будут совпадать. Следовательно, когда вы говорите, что боитесь высоты, у меня есть общее понимание того, что вы подразумеваете. Я знаю это еще и потому, что мы — носители одного языка. Когда вы говорите «страх», я знаю — это слово обозначает особый вид эмоций.

При изучении животных мы просто не имеем доступа ко всей этой информации. По этой причине, может быть, не совсем разумно делать те же варианты предположений, как при обсуждении эмоциональной сферы человека. Те же самые проблемы возникают, когда речь идет об эмоциях маленьких детей. Когда животное или младенец замирает в испуге, наблюдается увеличение частоты сердечных сокращений, возрастает продукция гормона стресса кортизола, и они отворачиваются от очевидного источника опасности. Мы вполне осмысленно называем эти изменения признаками страха. В конце концов, это те же самые варианты реакций, которые взрослые люди часто обнаруживают, испытывая страх. Эти признаки указывают, что некоторые центры мозга сформировали оценочное суждение о ситуации, которое инициирует бегство или борьбу. Но мы не знаем, что означает переживание этого мучительного чувства для каждого индивидуума. Давайте отложим этот трудный вопрос в сторону. Вместо этого рассмотрим, как восприятие события — воображаемого, ожидаемого или реального — «запускает» эмоцию, а при случае и последующее действие.

У животных, живущих группами, либо в дикой природе, либо в неволе, эмоции вовлекаются в большую часть их повседневного существования. Животные участвуют в «политической» жизни своей группы, вырабатывают стратегии, пытаются подняться вверх в ее социальной иерархии или избежать любого возможного понижения в ее пределах. Восхождение требует мотивации, риска и агрессии, в то время как поддержание текущего статус-кво обязывает посылать сигналы подчинения и страха другим членам группы, занимающим более высокое место в иерархии. Матери, а иногда и отцы должны бороться, чтобы отлучить от материнской груди свое потомство, и часто приходится повторять попытку, поскольку способность детенышей приставать к матери, мучить ее и манипулировать ею ни с чем не сравнима. Чтобы сотрудничать, индивидуумы в группе должны согласовывать свою мотивацию и обеспечивать взаимное доверие. Время от времени возможны конфликты и поединки, вызываемые чувством мести или жаждой возмездия. Но долго сердиться на того, с кем вы вынуждены существовать бок о бок, не конструктивно. Лучше позаботиться о мире.

Наиболее содержательные исследования в этой области связаны с именем известного биолога Франса де Ваала и его классической книгой «Политика шимпанзе». Де Ваал помог понять сложности социальной жизни приматов, выдвигая на первый план их эмоции. Он показал, какую роль эмоции могут играть в стимуляции соревнования и стабилизации сотрудничества для сохранения мира. После агрессивного конфликта многие приматы и некоторые другие виды, включая дельфинов, козлов и гиен, пытаются урегулировать свои противоречия, участвуя в разнообразных миролюбивых действиях, начиная от объятий, поцелуев и поглаживания яичек до груминга и обмена пищей [314] Животные-миролюбцы (Aureli & de Waal, 2000; de Wall, 1982, 1989b, 1996, 2000b; Silk, 2002a). .

Конфликт вызывает стресс, примирение ведет к снижению напряжения. Уровень стресса у животных исследователи измеряют, наблюдая их поведение и делая запись физиологических маркеров, включая частоту сердечных сокращений и уровень кортизола в крови. Хотя стресс обслуживает адаптивную функцию, переводя индивидуумов в состояние готовности к действию, длительное напряжение ставит под угрозу иммунную систему, может вызывать гибель отдельных нервных клеток и, в крайнем случае, раннюю смерть. У обезьян резусов и бабуинов частота сердечных сокращений и уровень кортизола после агрессивного конфликта резко возрастают и остаются существенно превышающими норму в течение нескольких минут. Но, когда после конфликта следуют предложения мира, частота сердечных сокращений и уровень кортизола снижаются, так же как и сопутствующие поведенческие корреляты напряжения. Хотя мы не знаем, насколько похожи особенности переживания стресса у обезьян и человека, есть много поведенческих и физиологических параллелей, включая совпадающие изменения, которые сопровождают примирение.