Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла

Рассмотрим два подобных условия: первое было связано с поддразниванием обезьяны, второе — с использованием неловкости экспериментатора. В первом случае шимпанзе дразнили виноградом. Колл протягивал виноград через открытую перегородку, но, как только шимпанзе дотягивался до винограда, Колл придерживал виноград, не давая обезьяне завладеть им. Неуклюжесть приводила к тем же самым действиям, за исключением того, что Колл будто случайно ронял виноград каждый раз, когда придвигал его к открытой перегородке. В обоих вариантах взаимодействия шимпанзе никогда не получал винограда. Если бы шимпанзе заботились только о получении пищи, если бы они были просто «консеквенталистами» (т. е. ориентировались только на результат), — тогда, с их точки зрения, экспериментатор, который дразнил их, ничем не отличался бы от экспериментатора, который был неуклюж. Последствия одинаковы: никакого винограда. Если же шимпанзе беспокоил вопрос о том, почему они не получили винограда, если они заботились о средствах достижения результата, тогда эти два варианта взаимодействия рассматривались по-разному. В первом случае, дразня шимпанзе, Колл вел себя, с точки зрения морали, недостойно, нравственно порочно (вспомним принцип 2), во второй ситуации он оказался просто раздражающе неловок.

Шимпанзе видели различия между этими двумя условиями. В ответ на ситуацию, в которой их дразнили, и в отличие от ситуации с неуклюжей подачей лакомства, они уходили с испытательной площадки раньше и обнаруживали больше признаков расстройства. Они стучали в окно, агрессивно кричали. Может быть, они воспринимали поведение дразнившего их экспериментатора как нравственное искажение? Вряд ли кто-нибудь в настоящее время может ответить на этот вопрос. Точно так же открытым остается и вопрос о том, как бы вели себя шимпанзе в ситуации с неодушевленными объектами, выполняющими те же самые действия, стали ли бы они приписывать им те же самые оценки, как людям, участвоваьшим в проведении эксперимента? Для сравнения вспомним младенцев, которые наблюдали за движением геометрических форм на телевизионном экране.

Результаты исследований Примака и Колла дают основание полагать, что шимпанзе могут иметь доступ к принципу 5. Как минимум, они, кажется, могут, отстраняясь от внешних особенностей действия, понимать намерения и цели действующего лица, используя их как основание для того, чтобы различать тех, кто им помогает, и тех, кто им вредит. И возможно, это часть их психологического проекта, потому что отбор одобряет способности, которые, в конечном счете, питают личный интерес, даже если это находится в контексте сотрудничества с другими.

В отличие от большого объема информации, касающейся развития понятий об одушевленных и неодушевленных предметах у младенцев, мы знаем относительно мало об их эквивалентах у животных. Последнее делает оценку некоторых из этих принципов менее чем удовлетворительной, особенно если речь идет о проблемах морали. Отсутствие этих сведений весьма ощутимо, так как мы, в конечном счете, хотели бы выяснить, изменяются ли моральные суждения индивидуума в зависимости от того, как он воспринимает жизнь и смерть? Как было упомянуто в главе 4, у ребенка представление о смерти и ее понимание формируется относительно поздно. Имеют ли животные что-нибудь подобное понятию смерти? Совпадает ли это с представлениями ребенка, который фиксируется на таких критических признаках, как дыхание и движение? Или это более содержательное представление, более теоретически информированное, учитывающее понятия роста и воспроизводства? К сожалению, мы можем только рассказать о некоторых несистематических, отдельных наблюдениях.

Разумеется, некоторые животные и насекомые не имеют представлений о смерти. Как пишет Эдвард Уилсон, когда муравей умирает, его удаляют из колонии и помещают на кладбище. Однако дело, видимо, просто в том, что мертвые муравьи выделяют олеиновую кислоту, которая, попадая на живых муравьев, губит их. Это, наверное, и есть причина перемещения мертвых муравьев на муравьиное кладбище. Для муравья смерть — это олеиновая кислота. Сведений о других видах чуть больше, но тем не менее ситуация также не ясна. Изучение слонов, высших и низших обезьян дает основание полагать, что индивидуумы, особенно матери, после потери своего потомства переживают период траура. Есть наблюдения, которые зафиксировали, что потеря члена группы вызывает изменение в поведении других ее членов и, мы предполагаем, в их эмоциональном состоянии. Но эти сведения говорят нам очень немного об их понимании смерти. Имеют ли эти животные какие-либо представления о будущем умершего индивидуума, возможно ли когда-либо их возвращение или их существование будет продолжаться в некотором измененном состоянии где-нибудь еще? Без знания того, как животные понимают собственный жизненный цикл, связи между принципами действия и их моральным значением остаются очень неясными.