Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла

Уже сейчас очевидны некоторые вопросы, требующие решения. Способны ли люди заметить, если в контексте социального контракта возникают различия между преднамеренным и предвидимым последствием? Действительно ли нарушение контракта допустимо, если намерение субъекта состояло не в том, чтобы обидеть партнера, а в том, чтобы предоставить ббльшую помощь третьему лицу, нуждающемуся в ней? В этом случае обида партнера — предсказанный побочный эффект первичного намерения произвести ббльшее хорошее. С ответов на эти и другие вопросы мы начнем процесс построения грамматики социальных норм. Характеристика грамматики социальных норм имеет дополнительное значение, поскольку может пролить новый свет на старые дебаты в философии, касающиеся этического объективизма [287] Как эмпирические данные могут быть использованы в дебатах между этическим объективизмом и релятивизмом или, в восприятии некоторых, между зависимостью и независимостью ответов (Darwall, 1998; Mackie, 1977; Nichols & Folds-Bennett, 2003; Nucci, 2001). .

Сторонники этического объективизма полагают: верное моральное суждение должно распространяться абсолютно на все, что существует в мире, независимо от обстоятельств. Нет места для протестов или исключений, которые зависят от определенных условий. Нет места для релятивизма. Теперь вспомните, что ключевое различие между социальными соглашениями и моральными правилами состоит в том, что моральные правила имеют универсальный характер, т. е. они верны при любых условиях. По-видимому, даже маленькие дети понимают, что есть объективная истина в требовании: вы не можете без оснований причинять вред другому человеку. Это требование равно справедливо для американцев и африканцев, христиан и язычников, мальчиков и девочек. Более того, не существует никаких достаточных властных полномочий, чтобы превзойти это требование. С другой стороны, социальные соглашения несут очевидную печать релятивизма, изменяясь кросскультурно и под давлением силы. Маленькие дети также понимают, что моральные ярлыки типа «плохой» и «хороший» — объективные истинные характеристики. В то же время такие характеристики, как «неприглядный», «скучный», «вкусный», относительны и зависят от личных предпочтений. Хотя еще не совсем ясно, как дети овладевают способностью различать объективное и относительное, но эта способность появляется достаточно рано, позволяя развивающемуся ребенку воспринимать моральную арену через «объективные стекла». Изучение деталей грамматики, которая изменяет правила — от конвенционального до морального, — будет «питать» некоторые из центральных вопросов, беспокоящих многих философов-моралистов. То же самое верно и для исследователей в области юриспруденции, которые заинтересованы в приложении этих принципов к текущим и прикладным социальным проблемам.

В 1932 году педагогический психолог Е. Антипова писала, что наше чувство справедливости представляет «врожденное и инстинктивное моральное проявление, которое для своего развития действительно не требует ни предварительного опыта, ни социализации среди других детей... Нам присущи аффективное восприятие, элементарная моральная «структура», которой ребенок, кажется, овладевает очень легко и которая позволяет ему улавливать одновременно как зло, так и его причину, как невиновность, так и вину. Мы можем сказать, что имеем здесь эмоциональное восприятие справедливости», Это представление нативиста было немедленно встречено в штыки Жаном Пиаже. Он подчеркивал, поскольку Антипова пришла к своим заключениям в результате исследования детей трех — девяти лет, в этом возрастном диапазоне невозможно исключить влияние «тяжелой руки» опыта [288] Этот пассаж из работы Антиповой Пиаже цитировал (1932/1954; с. 228) в своей дискуссионной работе, посвященной моральному развитию ребенка. Чтобы быть абсолютно справедливым по отношению к Пиаже, надо отметить: он никогда не утверждал, что ребенок входит в мир, будучи «чистой доской», на которую социальный опыт наносит свою гравировку. Согласно его представлениям, младенцу присущи инстинктивные тенденции, «необходимые, но недостаточные условия для формирования морали» (с. 344), и далее: «поведение ребенка по отношению к людям с самого начала обнаруживает признаки первых проявлений симпатии и аффективных ответов, в которых любой может увидеть «сырой материал» всех последующих форм морального поведения. Но умственный акт может быть назван логическим, а добросердечный импульс этическим с того момента, когда конкретные нормы придадут этому материалу заданную структуру и правила равновесия» (с. 405). Тем не менее он посвятил большинство своих работ выяснению деталей переживаний ребенка и его развитию вплоть до нравственной зрелости. .