Иван Наживин: Круги времён

— Ого!.. — сухо рассмеявшись, воскликнул кн. Гогенлоэ.

— Вы скоро, однако, забыли Версаль… Где же тогда был ваш факел или как его там?.. Довольно романтической болтовни!.. Вы узнаете теперь силу нашего вновь забронированного кулака!..

Возгорается ожесточенный спор из-за границ между представителем Польши кн. Сапегой, высоким, голубоглазым и пылким, представителем Чехии, д-ром Хлебичеком, толстеньким и лысым, и гр. Карольи, представителем Венгрии, гордым магнатом с длинными каштановыми усами. Председатель, усиленно звоня, едва успокаивает их и дает слово мистеру Кросби, представителю Соединенных Штатов, сухому, длинному, с гладко выбритым лицом, худым и умным, который ограничивается лишь коротким заявлением, что в назревающем, видимо, новом конфликте Соединенные Штаты останутся в стороне, но что морские силы их оказывают и будут оказывать помощь России в ее борьбе с восставшей Азией.

На экране появляется новое радио: «Рим. — Правительство свергнуто. Власть снова захвачена левыми социалистами. В городе уличный бой. Базилика св. Петра горит».

— Вот несчастная страна!.. — воскликнула г-жа Райто-ла, представительница Финляндии, в золотых очках и полу-мужском костюме. — Она не выходит из крови…

Председатель дает слово представителю России, князю Глебу Суздальскому, молодому гвардейскому генералу с приятным и умным лицом, который много заставил говорить о себе в течение войны и был известен, как горячий патриот и близкий друг молодого императора.

— Господа, мы, кажется, уже забыли о вещей речи представителя Святейшего Престола… — взволнованно начал князь. — И на мне, представителе России, лежит обязанность сказать вам, как глубоко прав высокочтимый кардинал. Оставим наши мелочные споры, господа, и объединимся для отпора общему врагу. Россия под мудрым водительством нашего молодого императора только что начала оправляться от тяжких последствий многолетней гражданской войны, как была снова вовлечена в европейскую войну. На этот раз мы исполнили свой долг до конца и снова стали в наши естественные национальные границы. Теперь на возрождающуюся к новой жизни страну обрушивается новое бедствие, нашествие народов Азии. Господа, припомните: это уже второй раз в истории принимает Россия на себя роль щита Европы, обращенного на восток. Мы выполняем долг наш с честью, но — мы изнемогаем, господа. В ваших интересах немедленно прийти к нам на помощь, — враг уже у ваших дверей. Если бы вы видели, во что обращена им цветущая Сибирь и вообще те области, который он прошел, вы не колебались бы ни одной минуты… И города, и села, и все, что попадается на пути, стирается им беспощадно с лица земли, все негодное для тяжелых работ население истребляется, а все, что может работать, угоняется в тылы, в черное, беспросветное рабство… Господа, у меня нет слов, чтобы изобразить пред вами весь тот ужас, что свершается там, на востоке… На наших глазах воскресает далекое прошлое, времена Чингис-Хана, времена Атиллы, на взбаламученную, захлебывающуюся в братской крови Европу идет какой-то новый суд Божий. Мы должны забыть все и единой светлой ратью рыцарей без страха и упрека встать на защиту наших очагов и великих идеалов человечности и культуры…

— Обычная русская выспренность и фантазерство. — насмешливо бросил князь Гогенлоэ.

— Нет, эти немцы опять зазнались!… — вскочив с кресла, воскликнул г. Срб, представитель Сербии, усатый и горячий старик. — Они ведут себя непозволительно…

— Довольно красивых слов!… — крикнул толстый, жирный и сонный Стамбул-паша.

— Не языком, а мечом на полях сражений решим мы все… — стукнув кулаком по столу, решил кн. Гогенлоэ.

— Но Боже мой!… А Азия?… А монголы?… — послышались со всех сторон тревожные голоса.

— Не запугаете!… — крикнул кн. Гогенлоэ. — Десять германских корпусов и от всей этой дикой сволочи не останется и следа…

Тревожный и озлобленный шум усиливался все более и более. Напрасно звонил и уговаривал председатель — его никто не слушал. Делегаты ожесточенно спорили, разбившись на группы. Некоторые искали что-то на большой карте России на стене. Кн. Гогенлоэ, что-то крича, стучал кулаком по столу.

— Великобритания никогда не позволит этого… — твердо и холодно заявил лорд Динсфильд, вставая.

— Мы обойдемся и без ее позволения… — насмешливо отозвался кн. Гогенлоэ.

— Довольно нам вашей опеки!… — заметил Стамбул-паша, весь бледный, с трясущимися руками.