Джон Брокман - Во что мы верим, но не можем доказать - Интеллектуалы XXI века о современной науке

Важный вопрос об этих социальных сигналах: являются ли они независимым каналом коммуникации – иными словами, первичны ли эти сигналы или их можно назвать следствием лингвистической структуры (т. е. языка)? У нас еще нет окончательного ответа на этот вопрос, но мы уже знаем, что подобные исследования предсказывают развитие речи у младенцев и развитие личности ребенка и показывают, что взрослые могут менять социальные сигналы, меняя роли и позиции в ходе беседы. Более того, в наших исследованиях лингвистическое и фактическое содержание не показали заметных корреляций с паттернами или интенсивностью социальных сигналов. Так, даже если социальные сигналы оказываются лишь дополнением к обычной лингвистической структуре, это очень важное дополнение – нечто вроде аннотации речи, отражающей намерения оратора!

Итак, вот во что я верю, но не могу доказать: в значительной степени наше поведение определяется бессознательными социальными сигналами. Они определяют контекст, степень риска и структуру вознаграждения, в рамках которых происходят традиционные когнитивные процессы. Эта гипотеза соответствует идее Стивена Пинкера о сложности мозга и размышлениям Стивена Косслина о «системе социальных протезов». Она также предлагает конкретный механизм для хорошо известных процессов поляризации группы, группового мышления и иррационального поведения больших групп. Коротко говоря, возможно, есть смысл исходить из того, что люди обладают не только индивидуальным интеллектом, но и коллективным племенным разумом.

Ирен Пепперберг – адъюнкт-профессор психологии Университета Брандейса и научный сотрудник Рэдклиффского института последипломного образования. Основные профессиональные интересы связаны с исследованиями когнитивных и коммуникативных способностей серого попугая и сравнением их со способностями человекообразных приматов, морских млекопитающих и детей. Автор книги «Изучая Алекса».

Я верю, но не могу доказать, что человеческий язык эволюционировал из сочетания жестов и естественных вокализаций, посредством сопутствующей эволюции зеркальных нейронов, и что птицы демонстрируют наилучшую модель эволюции языка.

Исследования зеркальных нейронов – нейронов, которые активизируются, когда человек выполняет определенное действие и когда наблюдает за тем, как его выполняют другие – в последнее десятилетие обнаружили интересные свидетельства (хотя здесь еще недостаточно твердых доказательств) происхождения устной речи от жестикуляции. Гипотеза зеркальных нейронов предполагает, что для создания нейронной структуры, которая лежит в основе овладения/освоения языка, мозгу приматов потребовалась всего лишь небольшая реорганизация. Но эта гипотеза не предлагает модели развития языка из устной речи. Я полагаю, что здесь может оказаться полезной модель, основанная на вокализациях птиц.

Для начала немного теории. Птиц отряда воробьиных можно разделить на две группы: певчие, которые учатся своим песням, и субпевчие, у которых есть ограниченное число «песен», похоже, заданное им с рождения. У представителей первого подвида есть четкая нервная архитектура и механизмы освоения песен; у представителей второго подвида отсутствуют структуры мозга, позволяющие учиться новым песням, хотя у них, очевидно, есть мозг и голосовой аппарат, позволяющий петь. Чтобы дать дополнительную информацию о значении издаваемых звуков, птицы группы субпевчих, так же как и нечеловекообразные приматы, часто используют разные элементы поведения или жесты (разные позы, количество повторений песни, выпрямление перьев, разный рисунок полета и т. д.). Например, У. Смит может предсказать действия мухоловки по сочетанию позы, полета и песни особи, которую наблюдает. Певчие птицы, как и дети, которые учатся языку, не смогут научиться своим вокализациям, если они глухие. Им необходимо слышать и повторять песню, прежде чем они приобретут умения взрослых. Последняя работа Дж. Роуза и его коллег демонстрирует, что певчие птицы учатся даже синтаксису песен: они с рождения слышат парные фразы, которые затем объединяются в вокализации взрослых птиц. Эти данные демонстрируют, как воробьи интегрируют информацию о событиях, связанных во времени, и как используют эту информацию для развития последующего вокального поведения. Эти данные предлагают достоверную модель освоения синтаксиса людьми.