Джона Лерер - Как мы принимаем решения

Целью фрейдистского психоанализа было укрепление эго, накопление сил, необходимых для того, чтобы контролировать порывы бессознательного. Другими словами, Фрейд пытался научить своих пациентов, как сдерживать лошадей. Он считал, что причинами большинства психических расстройств — от истерии до нарциссизма — были необузданные чувства. В поздние годы Фрейд превратит эту точку зрения Платона в своеобразную теорию всего. «События человеческой истории, — писал он, — всего лишь отражают активные конфликты между бессознательным и эго, которые психоанализ изучает в рамках одного человека, — те же события, только в большем масштабе». По Фрейду, выживание современного общества зависело от людей, жертвующих эмоциональными желаниями своего бессознательного — «принципом удовольствий» в его терминологии — во имя всеобщего блага. Возможность разумного суждения была единственным фактором, не дававшим цивилизации скатиться в варварство. Как сказал Гойя, «сон разума порождает чудовищ».

Со временем фрейдистская психология утратила научную убедительность. Дискуссии о бессознательном, эго и эдиповом комплексе были заменены отсылками к отдельным областям мозга: венская теория сдала позиции под натиском все более и более анатомически точных карт коры головного мозга. Метафора Платона о колеснице, к прискорбию, устарела.

Однако современная наука вскоре нашла новую метафору: мозг — это компьютер. Согласно когнитивной психологии, внутри каждого из нас есть набор компьютерных программ, работающих на полутора килограммах нервной аппаратуры. Хотя компьютерная метафора стимулировала несколько важных научных прорывов — среди прочего, привела к появлению искусственного интеллекта, — она также привела ко многим заблуждениям — по крайней мере, в одном отношении. Проблема, возникающая, если рассматривать мозг как компьютер, состоит в том, что у компьютеров нет чувств. Поскольку эмоции не могут быть сокращены до битов информации или логических структур на языке программирования, ученые предпочитали их игнорировать. «Когнитивные психологи выбрали неверный идеал рациональной, логической мысли и таким образом преуменьшили значимость всего остального», — говорит Марвин Мински, профессор Массачусетского технологического института и один из первопроходцев в сфере искусственного интеллекта. Когда когнитивные психологи задумывались об эмоциях, они обычно усиливали разделение Платона: чувства мешали мыслительной деятельности. Они противостояли рациональности и мешали работе машины. Такую модель мозга предлагала современная наука.

Простая идея, соединяющая философию Платона с когнитивной психологией, состоит в превосходстве разума над чувствами. Легко понять, почему подобная точка зрения просуществовала так долго. Она возвышает Homo sapiens над другими животными: человеческий мозг — рациональный компьютер, бесподобно обрабатывающий информацию. К тому же нередко это позволяет нам оправдывать собственные недостатки: так как отчасти мы все еще остаемся животными, рассудку приходится конкурировать с примитивными эмоциями. Возница должен держать этих диких лошадей в узде.

Из этой теории человеческой природы следует закономерный вывод: если наши чувства мешают нам принимать рациональные решения, лучше уж мы обойдемся без чувств вообще. Платон, к примеру, неизбежно должен был представить себе утопию, в которой рассудок определял все. О подобном мифическом обществе — царстве чистого разума — с тех пор мечтали многие философы.

Однако эта классическая теория основана на критической ошибке. Слишком долго люди принижали значимость эмоционального интеллекта, виня чувства во всех своих ошибках. Истина же гораздо интереснее. Взглянув на мозг, мы обнаружим, что лошади и возница зависят друг от друга. Если бы не наши эмоции, нас бы вообще не существовало.

В 1982 году пациент по имени Эллиот вошел в кабинет невролога Антонио Дамасио. За несколько месяцев до этого из коры головного мозга Эллиота — рядом с лобной долей — была удалена небольшая опухоль. До операции Эллиот был образцовым мужем и отцом. Он занимал руководящую должность в крупной корпорации и был активным прихожанином церкви. Но операция изменила все. Хотя IQ Эллиота остался тем же — он продолжал набирать на тесте 97 баллов, — теперь у него наблюдался один психологический недостаток: он был не способен принимать решения.