Лейла Хугаева - Любовь и ненависть в Корнеллском университете

Меня смущал опыт эмоциональный: я чувствовала себя рыцарем печального образа, положившего себя к ногам Дульсинеи. И потому я сопротивлялась этой влюбленности, все глубже и шире распространявшейся в моем сердце. Я держалась и не давала себе раскиснуть. Не давала увлечь себе тлетворным сантиментам, возрождавшимся из этого чувства с таким напором, что мне становилось все труднее убеждать себя в их нереальности.

Книги были безнадежно заброшены. «Ленность интеллекта» – еще одно выражение, позаимствованное мной у Пруста. Вот именно. Мой интеллект пребывал в праздной лени, отказываясь думать и направляя все свои усилия на блаженные мечты о скором счастье с Андре. Мысль о нашей свадьбе становилась навязчивой идеей помимо моей воли, повергая меня в ужас своей примитивностью. Так вот почему девушки мечтают о замужестве, – пронеслось у меня тогда в голове. Полюса окружающего мира претерпели революционное изменение, сконцентрировавшись вокруг персоны Андре: хорошо было то, что имело отношение к нему, плохо то, что не имело. Мой разум, собирая остатки сил, вопил мне, что это чушь, но влюбленность, захватывая мое сердце подобно ураганному напору толпы мятежников, ставила под сомнение эти робкие протесты разума.

Спасибо Гие, научившему меня интересоваться искусством, он рассказывал мне о своих любимых книгах о художниках. Теперь я прочла их все, раз уж не могла заниматься наукой. Биографии Бетховена и Микеланджело Ромена Ролана, Гойю Фейхвангера, «Творчество» Золя. Гийа предупреждал меня, чтобы я не вздумала читать о Леонардо де Винчи у Фрейда, и я, конечно, нарушила запрет. Помню шок своего первого знакомства с пансексуальной теорией Фрейда.

Мы продолжали вместе работать в театре. Госпожу Бовари было решено пока снять, до начала учебного года.

– Нам нужна еще одна пьеса в новом учебном году. Мы тогда сняли Ромео и Джульетту из-за тебя. Прошу тебя, милая, ради меня. Пойди мне навстречу. Я ведь пошел тебе навстречу. Госпожа Бовари тебе, а Ромео и Джульетта мне. Так будет честно.

Мне нечего было возразить. Но главное, мое сердце больше не возражало. Я чувствовала себя его Джульеттой, и я была так счастлива, когда он называл себя моим Ромео. Именно этого никак нельзя было допускать, но тогда я этого не знала. Я позволила себя уговорить, ведь приличия были соблюдены. Он мне, я ему. Хотя понятно, что мне его пьеса Бовари никуда не была нужна, это был только нужный ему способ, чтобы соблазнить меня. Я никогда не планировала участвовать в театральной деятельности, и была бесконечно далека от нее. И тем не менее, Джульетту я сыграла так хорошо, что сама это почувствовала. Мне не нужны были их похвалы, я чувствовала, что жила в этой роли.

Премьера состоялась в сентябре, я очень переживала. Мои друзья не ходили на такие премьеры, но они могли увидеть отчет о пьесе в газетах Корнелла, услышать по радио, прочитать в фейсбуке наконец. Но больше всего я боялась, что они придут, и я встречусь с ними глазами, когда буду на сцене. Я была уверена, что не смогу произнести ни слова. К счастью, они не пришли. Пьеса прошла на ура. Нам аплодировали стоя и несколько раз вызывали овациями на поклон. Андре был в восторге: он схватил меня в охапку после премьеры и увез с собой. Я вновь ощутила себя погребенной волной пронзительного счастья, за которой, я знала, придет волна боли и отчаяния, которая сделает меня такой же несчастной. Знала, и как не старалась, не могла наслаждаться объятиями с Ромео. Напряжение застыло во мне подобно раскаленным проводам, об которые разбивалась вся внешняя нежность. Я вспомнила слова Жорж Санд в Лелии: получить наслаждение ценой потери души. Потеряла ли я уже свою душу, спрашивала я себя?

– О чем задумалась? – спросил меня совершенно разомлевший после бурной ночи и сна Андре. – Ты как будто не счастлива быть Джульеттой? Ну признавайся…. Тебе тоже понравилось.

И я вдруг отчетливо услышала слова Ромео и медленно стала декламировать: