Вальтер Шайдель - Великий уравнитель

Все эти и другие примеры обсуждаются в части I и в Главе 9, стр. 267–269 и Главе 10, стр. 306–310.

Опять-таки я придерживаюсь этих подходов на протяжении большей части данной книги, особенно в частях I и V. Свидетельства о реальной заработной плате, относящиеся к эпохам вплоть до Средневековья, собраны в «Списке файлов данных об исторических ценах и заработной плате» под руководством Международного института социальной истории, http://www.iisg.nl/hpw/data.php. Scheidel 2010 освещает ранние свидетельства. Об исторических данных о ВВП, оценках и предположениях см. «Проект Мэддисон», http://www.ggdc.net/maddison/maddison-project/home.htm.

Frankfurt 2015: 3. Накидывая на себя мантию историка, я с радостью утверждаю, что вся история достойна исследования и что знание само по себе награда. Но опять же, когда дело доходит до реального мира, то некоторые вопросы оказываются равнее других.

О трудностях см. Bourguignon 2015: 139–140 и особенно Voitchovsky 2009: 569, где описаны результаты конфликтов (562, табл. 22.11). Среди исследований, описывающих негативные последствия, – Easterly 2007; Cingano 2014; и Ostry, Berg, and Tsangarides 2014, особенно 16, 19 (более существенный и продолжительный рост). Изменения доли доходов верхнего квинтиля оказывают влияние на темпы роста на последующий пятилетний период: Dabla-Norris et al. 2015. Растущее неравенство доходов с 1985 по 2005 г. сократило общий рост в среднестатистической стране ОЭСР на 4,7 процента в период с 1990 по 2010 г.: OECD 2015: 59–100, особенно 67. Обзор 104 стран предполагает, что с 1970 по 2010 г. более высокое неравенство доходов имело тенденцию повышать ВВП на душу населения (а также человеческий капитал) в странах с низким доходом, но имело противоположный эффект в странах со средним или высоким доходом: Brueckner and Lederman 2015. Это согласуется с более ранним исследованием, которое не смогло продемонстрировать негативные последствия для роста, помимо развитых экономик: Malinen 2012. Если сузить масштаб до неравенства в связи с относительным размером миллиардных состояний, то негативные эффекты еще более ограничиваются неравенством богатства, ассоциированным с политическими связями: Bagchi and Svejnar 2015. Van Treeck 2014 рассматривает дебаты о роли неравенства в финансовом кризисе. Неравенство богатства и доступ к кредитам: Bowles 2012a: 34–72; Bourguignon 2015: 131–132.

Björklund and Jäntti 2009 и Jäntti and Jenkins 2015 – наиболее недавние обзоры. О связи между неравенством и мобильностью см. Corak 2013: 82, рис. 1 и Jäntti and Jenkins 2015: 889–890, особенно 890, рис. 10.13. Большое различие наблюдается в ОЭСР: Великобритания и Соединенные Штаты сообщают как о высоком неравенстве, так и о низкой мобильности, тогда как скандинавские страны докладывают о противоположном: OECD 2010: 181–198. Björklund and Jäntti 2009: 502–504 обнаруживают, что семейное происхождение оказывает более сильное влияние на экономический статус в Америке, чем в Скандинавии, хотя более широкие исследования различных стран иногда утверждают лишь о слабых эффектах. Люди, выросшие в более неравном обществе в 1970-х годах, как правило, были менее подвержены социальной мобильности в конце 1990-х: Andrews and Leigh 2009; Bowles and Gintis 2002 (показатели); Autor 2014: 848 (самостоятельные достижения, образование). Reardon and Bischoff 2011a и b обсуждают сегрегацию по месту жительства. Kozol 2005 сосредотачивается на ее последствиях для школьного обучения. См. также Murray 2012 о консервативной перспективе данного вопроса. Если не брать во внимание изменения в экономическом неравенстве, Clark 2014 на основе своих выводов предполагает, что социальная мобильность имеет тенденцию оставаться скромной в широком спектре разных обществ и в длительной перспективе.

Политика: Gilens 2012. Счастье: van Praag and Ferrer-i-Carbonell 2009: 374, см. также Clark and D’Ambrosio 2015 об эффекте неравенства на субъективно воспринимаемое благополучие и отношение к жизни. Здоровье: Leigh, Jencks, and Smeeding 2009; O’Donnell, Van Doorslaer, and Van Ourti 2015. При этом разрыв в ожидаемой продолжительности жизни между разными социально-экономическими группами продолжал расти как в Соединенных Штатах, так и в некоторых западноевропейских странах: Bosworth, Burtless, and Zhang 2016: 62–69.

Atkinson 2015: 11–14 проводит различие между инструментальными и внутренними причинами того, почему неравенство представляет собой проблему. См. также Frankfurt 2015. Стоит отметить, что Bourguignon 2015: 163 сам предусмотрительно заключает в кавычки определение «“нормальный” уровень неравенства», но тем не менее, отталкиваясь от него, определяет условия, существовавшие «до последних двух-трех десятилетий».