Я без обиняков спрашиваю, как мне разгадать загадку Калькутты. Рачир отвечает:
– В Калькутту все входят с черного хода.
Но где отыскать этот черный ход? Об этом Рачир не сказал.
Я осознаю, что адда – отличное место для задавания вопросов. Правда, на эти вопросы редко поступают однозначные ответы. Но, как я узнал в Афинах, вопросам отведена ключевая роль.
Наконец Рачир объявляет адду законченной. Темы для беседы исчерпали себя. Да и ром с колой закончились.
Мы встаем, чтобы расходиться, и тут Сваминатхан, еле видимый сквозь облако дыма, окутывающее его, дает прощальный совет:
– Больше гуляйте. Встаньте рано, с рассветом, и просто ходите. Не берите с собой много денег и не имейте в виду какую-то определенную цель. Просто гуляйте. Не переставайте гулять. Может, вам что-то и откроется.
Я обещаю так и поступить.
Несколькими днями позже я следую совету Сваминатхана и отправляюсь бродить по городу без всякого GPS, руководясь лишь словами Роберта Льюиса Стивенсона: «Двигаться – великое дело». И вдруг неожиданно для себя обнаруживаю, что мне приятно это бесцельное шатание и приятен нелинейный калькуттский ритм.
Во время прогулки я встречаю канадского священника по имени Гастон Роберж. Он живет в Калькутте уже лет сорок и дружил с матерью Терезой и Сатьяджитом Раем. Недавно он составил список семнадцати вещей, которые ему нравятся в Калькутте. «О, Колката, mon amour», – называет он город на бенгальский (а теперь и официальный) лад. Я хихикаю над пунктами 2 («Можно мочиться в любом месте по необходимости») и 12 («Светофора нужно слушаться, только если рядом стоит полисмен»), но самый замечательный пункт – 16: «Калькуттцы создали уникальную человеческую комбинацию: индивидуализм в сочетании с компанейскостью. Каждый делает что хочет, одновременно получая удовольствие от пребывания в группе».
Этой лаконичной фразой он сформулировал гений не только Калькутты, но и всех великих мест. В этих местах человек и один, и не один. Иногда так задумано специально, а иногда происходит случайно. Но прелесть в том, что это не имеет особого значения.
В наши дни о величии Калькутты высказываются в прошедшем времени. Как я сказал, угольки тлеют – и все же им далеко до того бурного творческого пламени, которое некогда полыхало здесь. Большей частью Калькутта экспортирует стойкую и глубоко меланхолическую ностальгию. Звездный час не повторяется – таков печальный удел большинства мест, которые пережили расцвет гениальности.
Большинства – но не всех. Есть город, который бросил вызов судьбе и дважды удивил мир гением, какого человечество не видело ни до, ни после.
Глава 6
Гений спонтанен: Вена музыкальная
Я вижу его, еще не успев забрать багажв сверхсовременном и сверкающем венском аэропорту и сесть на почти бесшумный поезд, который волшебно, без малейшей встряски (чтобы я не пролил эспрессо) перевезет меня в центр этого безупречнейшего из городов. Вижу его профиль – темный силуэт на светлом фоне. Он смотрит на меня отовсюду – с сервировочных тарелок, с маек, с шоколадных конфет, словно возвещая через столетия всем, кто захочет слушать, и даже тем, кто не захочет: «Идет гений. Снимите шляпу».
Несколькими минутами позже, направляясь к гостинице, я замечаю еще одну венскую легенду. Бородатый и непостижимый, он развалился на кушетке с сигарой в руке, молча призывая меня с постера рассказать, что у меня на душе.
Моцарт и Фрейд. Два лица венского гения. Два мужа, отделенные столетием, но единые в своей любви к обретенному городу и непостижимым образом впитавшие в себя его дух.
Золотой век Вены длился дольше остальных и оказался глубже. По сути, это были два разных золотых века. Музыкальный расцвет конца XVIII – начала XIX века дал нам Бетховена и Гайдна, Шуберта и вундеркинда Моцарта. Затем, столетием позже, гораздо более широкий поток гения затронул все мыслимые сферы – науку, психологию, искусство, литературу, архитектуру, философию и снова музыку. Второй золотой век Вены олицетворяет Фрейд с его эклектическими интересами и кушеткой психоаналитика; первый – Моцарт с его предельной точностью и скрытой лестью. С этого мы и начнем: с музыки.
Музыкальный расцвет Вены – это история о том, как просвещенное, а подчас и жестковатое правление может способствовать расцвету. Это история о столкновении «родителей-вертолетов» с высокомерной молодежью. Это история о том, как стимулы из внешней среды могут зажечь гений и могут потушить его. Но наипаче всего это история о том, как творец и аудитория действуют совместно, порождая гениальные произведения.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу