Эрик Вейнер - География гениальности - Где и почему рождаются великие идеи

Дин Симонтон, изучивший триста творческих гениев, обнаружил: большинство из них покинули современную им систему образования на полпути. Можно предположить, что случись это раньше или, наоборот, позже – и результат был бы хуже. Какое-то образование творческому гению необходимо, но его излишек не только не увеличивает шансы стать гением, но даже сокращает их. Причем негативный эффект формального образования проявляется на удивление рано. Психологи довольно точно определили время, когда творческие навыки перестают расти: четвертый класс.

Любопытное дело: за последние полвека количество присвоенных степеней и опубликованных научных докладов выросло в геометрической прогрессии, но «доля подлинно творческих работ почти не меняется», пишет социолог Джозеф Роджерс Холлингсуорт в журнале Nature . Людей профессиональных и даже талантливых очень много, а творческого скачка нет.

Как я уже сказал, отчасти виной тому узкая специализация: мы дробим мир на все более и более мелкие части. Кроме того, каждая область перенасыщена информацией. Если гению требуется сначала освоить накопленные знания, прежде чем внести свой вклад, остается лишь пожелать ему удачи. Физик или биолог может потратить на изучение чужих работ всю жизнь, так и не внеся в науку ничего нового.

Леонардо да Винчи был неважным студентом. Лишь в среднем возрасте он более или менее освоил латынь – язык элиты и интеллектуалов. Однако он мыслил нешаблонно и наверняка согласился бы со словами психолога Эдвина Боринга, сказанными 500 лет спустя: «Плохими знаниями полезнее не владеть». В этом смысле отсутствие университета во Флоренции было плюсом. Оно спасло город от «пут схоластики», как выразился урбанист Питер Холл.

И это возвращает нас к Филиппо Брунеллески. Проиграв конкурс с дверями баптистерия, он всецело отдался своей тайной страсти – архитектуре. Вместе со своим другом Донателло он уехал в Рим, чтобы исследовать древние руины. Это не было легкой экскурсией, да и Рим тогдашний отличался от нынешнего: сильно уступая Флоренции в размерах, он был полон «лачуг, воров, хищников и волков, рыскавших в окрестностях старой базилики Святого Петра», пишет Пол Уокер.

Местные жители дивились этим молодым людям: «Что интересного можно найти в руинах? Клад, поди, ищут…» Это было не так уж далеко от истины – просто клад был не денежным: любознательных флорентийцев влекли древние знания. Брунеллески тщательно измерял колонны и арки. Особенно его заинтересовал Пантеон, отличавшийся самым большим в Античности куполом (свыше 43 м). Включалось воображение: а что, если покрыть собор Санта-Мария-дель-Фьоре аналогичным куполом? Не оставаться же ему открытым всем ветрам, как столетия прежде. Перед другими городами неудобно…

Именно такую задачу поставил перед собой Брунеллески. Ему говорили, что построить купол подобных размеров без лесов невозможно. Однако скептицизм лишь подстегнул его – и все вышло как надо.

Я решаю навестить собор и лично посмотреть на это диво. Пока карабкаюсь по винтовой лестнице, изумляясь величию замысла, на ум приходят мысли о законе непреднамеренных последствий. Обычно мы не любим такие последствия: чего же хорошего в том, что некоторые научные разработки или технологии оборачиваются против нас! Кондиционирование воздуха повышает температуру в метро на десять градусов. Долгая работа за компьютером приводит к запястному синдрому. Пребывание в больнице приносит инфекцию. Научный журналист Эдвард Теннер называет эти феномены «эффектом реванша». Однако закон непреднамеренных последствий может действовать и позитивно. Порой неприятности имеют неожиданные плюсы, а кажущееся поражение оказывается победой.

Мы выиграли от того, что Брунеллески проиграл конкурс на оформление дверей. Победа сузила бы его возможности: он потратил бы всю жизнь на этот проект (как Гиберти). А значит, не съездил бы в Рим и не построил купол, который поныне остается символом Флоренции. Этот купол вдохновил бесчисленное множество архитекторов Европы и других стран. Всякий раз, когда вам доведется быть в здании окружного суда или старой почты или когда вы с восхищением будете взирать на купол американского Капитолия, вспоминайте старого Филиппо Брунеллески и закон непреднамеренных последствий.

Задумаемся о положении дел во Флоренции начала Возрождения. Церковь была слаба не только в финансовом, но и в нравственном смысле. Монахи утратили монополию на добродетель, никому ее не передав. Как мы уже видели в Афинах и Ханчжоу, каждый золотой век содержал в себе элемент странной вольницы, когда старый порядок рушился, а новый еще не успел сложиться. Вот в такое время, сумасшедшее и неопределенное, и процветает творческий гений. Но как возникают подобные переходные периоды?