Константин Калбазов - Несгибаемый. Враг почти не виден

Дальше события понеслись вскачь и Петром совершенно не осознавались. Попроси его кто потом воссоздать происходившее, и он не нашелся бы, что ответить. Просто в этот момент все завертелось в каком-то головокружительном вихре, и он попросту не успевал рассмотреть и оценить происходящее.

Поворот вправо, отвести предплечьем левой руки удар заточкой, направленный в печень. И с ходу удар внешним ребром ладони в гортань, с одной-единственной целью — нанести быку как можно более серьезное увечье.

И снова лицом к тому, что слева. Бык уже отбросил в сторону бесчувственное тело шныря и бросился в атаку. Петр едва успел перехватить руку с ножом и, слегка потянув ее в сторону, убрался с пути массивного тела. Оставалось только слегка придать ему ускорения, чтобы он ни в коем случае не успел остановиться. И это Петру удалось. Бык с ходу врезался лбом в железную дверь. Крепкий кулак впечатался в бритый затылок, и голова вновь ударилась о металл, издав глухой звук.

Вновь разворот, чтобы встретить последнего из урок, остававшегося на ногах, и в этот момент бок Петра взорвался острой болью. Усатый с диким криком вскочил на стол и прямо по нему бросился в решительную атаку. Петр едва успел обернуться и самую малость сместиться с линии атаки, благодаря чему и сумел избежать смертельной раны.

Резкий удар по ушам, отчего усач закричал еще громче. Только на этот раз крик был полон не ярости, а боли. Все еще не отдавая себе отчета в своих действиях, Петр от души врезал урке в челюсть, отправив его в компанию к шнырю.

Все. Противников на ногах не осталось. Трое лежали совершенно бездвижные. Четвертый, скрутившись в рогалик у ведра параши, пытался дышать с невыносимым хрипом задыхающегося человека.

Драка может длиться достаточно долго только в том случае, если противники придерживаются каких-то правил. Или если это просто выяснение отношений. Если же противники сошлись в смертельной схватке, то она, как правило, происходит стремительно. Потому что каждый удар нацелен на то, чтобы убить, и никак иначе.

Петр окинул взглядом поверженных врагов, прижимая руку к ране на боку. Потом подобрал одну из заточек и хотел было уже прирезать их всех, к нехорошей маме. Видит бог, как он их сейчас ненавидел. Они хотели лишить его жизни, и у него не было причин желать им здоровья.

Но именно в тот момент, когда Петр хотел уже приступить к воплощению своего намерения, он вдруг осознал, что ситуация серьезно изменилась. Он больше не был загнан в угол. У него появился выбор. Если он пустит в ход заточку, тогда выбора уже не останется и его могут привлечь за убийство, после чего прямая дорога на каторгу. Ни о какой ссылке речи идти уже не будет.

Конечно, оставлять у себя за спиной тех, кто желает тебе погибели, глупо. Но с другой стороны, если Пастухов окажется в числе ссыльных, то и шансы встретиться с ними вновь слишком малы. Нет. Однозначно все говорит о том, что использовать радикальные меры нежелательно.

Сжимая заточку, Петр застучал в дверь ее деревянной рукоятью, призывая надзирателей. Потом посмотрел на оружие в своей руке и, поспешно отерев рукоять рубашкой, отбросил его в сторону. Мало ли как тут у них все поставлено. На противниках, конечно, резаных и колотых ранений нет, и все же лучше будет, если никто не сможет привязать к нему хоть какое-то оружие.

Петр с опаской посматривал на приходящих в себя уголовников. Получивший по затылку сел, привалившись к стене и обхватив голову. Недолго думая Петр снова отправил его в нокаут. Вот ведь какая крепкая башка. Остальные пребывали без изменений.

Вскоре в коридоре раздался топот сапог. Причем бежали не двое и не трое. Как видно, слетелись надзиратели из соседних галерей. Глазок на двери открылся, и из-за нее послышался требовательный голос:

— Отойти от двери. К стене, руки за голову. Стань правее, чтобы я тебя видел.

Наконец дверь отворилась, и в камеру ввалились четверо надзирателей. Петра тут же повалили на пол и заломили руки. Несколько секунд, и запястья оказались связанными концом веревки. Угу. С наручниками тут пока как-то не очень, но зато руки вязать наловчились на раз. Не миновала чаша сия и тех, кто пребывал в беспамятстве. А и правильно. Кто знает, чего от них ждать. Эвон одних заточек валяется четыре штуки. Да и свалка тут была однозначно не рядовая.

— Что тут произошло? — строго поинтересовался тот самый надзиратель, что определил Петра не в его камеру.

— А это нужно тебя спросить, — глянув ему прямо в глаза, без тени страха произнес Петр.