Для этого, считает ученый, необходимо «обратиться к произведению в его первичной, чисто познавательной данности и понять его строение совершенно независимо от эстетического объекта», для чего «эстетик должен стать геометром, физиком, анатомом, физиологом, лингвистом – как это приходится делать до известной степени и художнику» [1, с.17]. Разработка приемов фиксации и семиотизации гендерного «присутствия» пишущего субъекта в тексте культуры – насущная задача гендерной теории и методологии. Практическая же ее цель состоит в выявлении и описании фактов этого присутствия в различных формах дискурсивных практик, отражающих особую (феминную) аксиологию. На основе этого возможна реконструкция иного образа мира – его феминной картины, которая наряду с традиционной даст столь необходимую сегодня коррекцию традиционной антропологической парадигме. Реальное применение подобные разработки могут найти не только в текстологии, криминалистике и судебной практике при решении проблемы атрибуции текста, но также в педагогике и методике преподавания помогая выработке адекватных гендерному сознанию когнитивных механизмов.
Кроме того, этический пафос гендера тесно связан с идеей гуманитарной консолидации и восхождением к пониманию человечности в новом, неиерархичном образе мира. В силу этого гендерный подход к текстам общественной коммуникации способен дать принципиально новый ракурс в оценке мира и человека, что, в свою очередь, приведет к пересмотру ценностных ориентиров и ревизии антропологической картины мира через процесс преодоления гендерной асимметрии.
Гендерными сегодня принято считать многочисленные изыскания различного характера, основанные на половых различиях респондентов. Их основная цель – мониторинг тех или иных преференций как населения в целом, так и отдельных его групп по различным признакам, например, возрастным, национальным, сословным, профессиональным и т. п. Называя их «гендерными», авторы публикаций проводят, по сути, полоролевые исследования, исходя из однозначной гендерной идентичности того или иного субъекта, обусловленной его половой принадлежностью, т. е. фактически дублируя термин «пол» [5].
Принципиальная новизна предлагаемого нами подхода обусловлена установкой на дискурсивный характер природы гендера, что позволяет:
1) разграничить гендерные и феминистские исследования;
2) существенно скорректировать объем и семантику самого понятия «гендер», имеющий сегодня целый спектр порой противоречащих друг другу определений;
3) выработать алгоритмы гендерного анализа текста [3].
Процесс постепенного отпочкования гендерных механизмов от жесткой половой детерминации предмета исследования очевиден в науке последних десятилетий.
В этом направлении многое уже сделано. Трактовка гендера как дискурсивного по своей природе феномена встречается в трудах, основанных на таких методологических концепциях, как психоанализ, постструктурализм и деконструктивизм, экзистенциализм и феноменология. Наиболее последовательными и методологически ценными в этом направлении стали работы К. Клеман [11], Э. Сиксу [10], Л. Иригарэ [12], Р. Брайдотти [2]. Оставаясь в рамках феминистской идеологии и риторики, авторы косвенно, а подчас и прямо апеллируют к различным типам дискурсивных практик как отражению специфической женской субъектности.
В определении М. Фуко [8], автор – это прежде всего создатель дискурса, причем дискурса принципиально инновационного, способного активно функционировать в социальном пространстве, т. е. определенным образом позиционировать себя по отношению к полю власти. Особым статусом, согласно М. Фуко, обладают авторы, находящиеся в транс-дискурсивной позиции: способные создать не просто текст или произведение, а саму возможность и правила образования других текстов – установить некую бесконечную возможность дискурсов. В связи с этим неизбежно возникает вопрос: способны ли авторы-женщины занять подобную транс-дискурсивную позицию? Способно ли гендерно ориентированное сознание автора-женщины, репрессированное всей предшествующей традицией языка и культуры породить новые правила, новую «бесконечную возможность дискурсов»? Именно эти вопросы – краеугольный камень феминистски ориентированной критики, которая позиционирует себя как альтернативу традиции, в коей видит только проявление патриархатного сознания.
Характеризуя особый статус авторов – «учредителей дискурсивности», М. Фуко отмечает, что их функция определяется не только тем, что они открыли некоторое число новых аналогий, но и сделали возможным некоторое число различий, т. е. сформировали новую структуру, предполагающую некоторый набор различающихся и иерархизированных признаков. Если предположить, что наличие значительного перечня психофизиологических и социальных различий между представителями противоположных полов может трактоваться как вполне весомое основание для существования гендерно ориентированных видов дискурса, то все сказанное М. Фуко об «учредителях дискурсивности» далее теоретически вполне соответствует процессам, о которых сегодня активно говорит феминистская критика. С различной степенью метафоричности она сравнивает «женский» дискурс с «всплывающей Атлантидой» (Габриэлян) [4], «полетом к невозможным горизонтам» (Брайдотти) [2], «зазеркальем» (Савкина) [7]. Эти образы, не претендуя на строгую научность и терминологический статус, тем не менее указывают на принципиально важное качество процесса, гипотетически называемого «женским дискурсом», как своего рода попытки восстановить утраченную некогда целостность, вернуться к тому, что вытеснено из общественного сознания, но напоминает о себе лишь зияющими пустотами, отражением в разбитом зеркале. Тогда, по Фуко, и происходит возвращение к самому тексту – к тексту в буквальном смысле, но и к тому, что в тексте маркировано пустотами, отсутствием, пробелом. Происходит возвращение к некой пустоте, о которой забвение умолчало или которую оно замаскировало, которую оно покрыло ложной и дурной полнотой, и возвращение должно заново обнаружить и этот пробел, и эту нехватку [8, с. 47].
Читать дальше