Кроме того, охранители усилили давление на власти, требуя от них принятия срочных мер по ограждению молодёжи от волны безнравственности, сексуальной свободы и «идола свободы прессы» [Steinbacher 2011: 57]. Они были услышаны властью. Однако, последовавшие с её стороны охранительные меры, воплотившиеся в ужесточении положений законов «О защите молодёжи в общественных местах» 1957 г. [BGBL 1957] и «О распространении изданий, опасных для молодёжи» 1961 г. [BGBL 1961], лишь привели к росту напряженности в обществе. В итоге с помощью политики «закручивания гаек» власти и охранители не только не выиграли «битву за нравственность», но и, настаивая на обращении с молодёжью «не как со взрослыми, каковыми они себя чувствовали, а как с детьми» [Хобсбаум 2004: 348], во многом добились обратного эффекта, провоцируя молодёжь на дальнейший саботаж и без того не самых популярных в её среде законов.
Охранители боролись с «вопиющей безнравственностью» не только в молодёжной среде, но и фактически во всём обществе. Так, яростным нападкам с их стороны подверглись не только немецкие юноши и девушки – читатели «низкосортных, безвкусных и провокационных» журналов «Браво», «Твен» и «Konkret» [Zeitschriftendienst 1968: 5], поклонники «конвульсивных движений» и «примитивных манер» [Bloemeke 1996: 90] Элвиса Пресли и «The Beatles», но и управляющая одной небезызвестной и весьма успешной посылочной фирмы г. Фленсбурга. Причина этого заключалась не столько в том, что Беата Узе активно занималась продажей так называемых «предметов гигиены», «резиновых изделий №2» и эротической литературы, а в том, что в глазах охранителей она была символом освобождённой женщины, полностью не соответствовавшим идеальному образу домохозяйки и знаменитым трём «К»: Kinder – Küche – Kirche (дети – кухня – церковь). Со второй половины 1950-х – первой половины 1960-х гг. новым вариантом трёх «К» для таких женщин довольно быстро стали Kleider – Konsum – Komfort (платья – потребление – комфорт) [Die fünfziger Jahre 1985]. Кроме того, как успешная предпринимательница Беата Узе грозила поставить под сомнение мужскую самооценку, которая и без того пошатнулась из-за военного поражения и оккупации.
Стоит отметить, что в разгоравшихся одних за другими «сражениях» вокруг сексуальности и либерализации сексуальных практик речь шла не столько о молодёжи и её «защите», сколько «о центральной сфере общественного порядка» и фактически «о поиске обществом самого себя» [Steinbacher 2011: 8, 133]. Требования охранителей о соблюдении нравственной чистоты, граничащие порой с пуританством, были своеобразным рефлексом части общества на общее давление перемен (как реальных, так и воображаемых), отражали их страх перед всем новым и неизвестным [Steinbacher 2010]. Это была отчаянная попытка компенсации, стремление поймать «стрелу времени», чтобы остановить «сокращение настоящего» и «экспансию будущего» [Ассман 2017: 174]. Между тем «освобождённая, нерегламентированная сексуальность безоговорочно указывала на либерализацию и на путь в демократическое будущее» [Steinbacher 2011: 279—280]. Получался резкий контраст между «обращёнными в прошлое сексуальными представлениями» [Steinbacher 2011: 69] старомодных консерваторов и большинством населения, стремившимся к демократии и потреблению. Для обеих сторон «новая мораль» была знаком современности: одни её открыто опасались, другие – желали.
Освобождённая сексуальность, в духе Кинси, на протяжении 1950-х – 1960-х гг. всё больше и больше расценивалась как неотъемлемая составная часть жизни и как символ прогресса. Даже довольно консервативные немецкие политики не могли полностью игнорировать этот тренд, и с приходом к власти «большой коалиции» ими были предприняты отдельные попытки ослабить нажим на молодёжь, руководствуясь принципом «не запрещать, а просвещать»: раздавались брошюры о правильном поведении, особенно в общественных местах и на каникулах за границей, организовывались уроки полового воспитания в школах и т. д. [Schreiben des Bundesministers 1959].
Однако отдельные попытки совместить старую и новую мораль не могли ни остановить дальнейшую либерализацию сексуальных практик и распространение «вредной литературы» в молодёжной среде, ни прийтись по душе охранителям. Лишь студенческие протесты 1968 г. и приход к власти социал-либеральной коалиции смогли несколько остудить пыл стражей нравственности. Летом 1969 г. Федеральный Верховный суд принял решение о том, что вопросы морали не входят в компетенцию судебных органов – эпохальный поворот, благодаря которому даже стало возможным, что уже через 7 лет в 1975 г. бывший министр внутренних дел Германии смог дать интервью журналу «Плейбой» и не скомпрометировать себя таким поступком [Gerste 2011].
Читать дальше