Владимир Леонов - Души исполненный полет. Ольга Киевская

Глубочайшее литературное верование России, которого так мало, горстка… одинаково верующая личному «Я» и людям. Жрица высокого искусства.

Ольга Киевская воспринимает жизнь как единую стихию, коллаборацию Веры и Знания, Иерусалима и Афин, Академии и Церкви, скита и храма, ереси и христианства – Монахиня, но впускает в свою поэтическую келью все земное, а потому наполняет емкость жизни страстью, драмой и трагедией.

Страстная, пылкая, дерзкая, но мощная натура ее всегда беспокойная и никому не угождая, не льстящая. Одно смягчающее действие сопровождает Киевскую – с ростом ее честолюбия увеличивается размер истины и искренности.

Искренняя и цельная, глубоко и страстно верующая, говорящая о том, что волнует нас, притягивает и отталкивает на протяжении всей жизни. Сплав непоколебимой воли и энергии, бьющей фонтаном. Мощный пример предела духа и свободы человека, сильного и независимого от власти, славы и денег.

Она никогда и ни при каких обстоятельствах не «рыдает обледеневшими слезами» – « лавр, который «цветет во льдах » (И. Анненков).

Это пример, как не « овдоветь при жизни» – что бы ни случилось. Киевская верит в себя, верит в жизнь, верит в завтрашний день, верит во все, что она делает, верит всегда. Модальность такого мироощущения была отлита христианским мыслителем, создателем концепции Троицы Квинтом Тертуллианом в «Азбуке веры»: « Верую, ибо другое невозможно ». И – в продолжение: «… одно государство имеем – мир…».

Между мнением и истиной Киевская на стороне истины, она направляет ум не на предметы и вещи, а на людей и Творца – ведь в самой природе заложено различие между названием вещи и ее существованием (dici et esse). Древние называли такой миропорядок: «бережливость на небесах!». А царь и мудрец Соломон передавал, что Творца нужно искать в простоте сердца.

И Киевская в своих стихах стремится к нехитрой жизненной простоте, которую она выражает так: да запомните все, что жизнь нужно делать и христианской и стоической, и платонической, и диалектической; разрешайте себе сполна все, что не причиняет вам вреда и не творит зла другим, не оскорбляет и не обижает людей.

О, как же рай взрастить в своем сосуде,

Да так, чтоб адом для других не стать? – «Когда тебя оценивают лица…»

Киевская моральна в принципе, она не порочит истину словесной видимостью и, старательно возбуждаемая «лилипутами на сцене власти» мелочная любознательность, украшенная искусством красноречия, для нее представляется миром тела, лишенного головы. В жизни подобран пример этой неказистой апологетики: так, Фалес Милетский, который, осматривая небо и блуждая по нему глазами, с позором упал в яму. Проходящий недалеко египтянин его осмеял, сказав: « Ты на земле-то ничего не видишь, куда тебе смотреть на небо?»

Ее стихи – идеал для чтения, глубокие и сильные, умные и добрые, нежные и ласковые, все мысли и чувства, как на подбор, удивительны, неповторимы, при всем разнообразии отлиты в единую форму – самого автора О. Киевской. Талант Киевской упрямо не поддается хрестоматийному приглаживанию:

Это как раз та поэзия, которой хочется восхищаться, которая делает нас лучше, как будто душа прикоснулась к нежности. Прелестные композиции, стилистическое единство изложения пробуждают сильные вибрации жить и понимать прекрасное, все очень душевно. Получаешь, как глоток жизни. Любуешься как морем фиалок. Перефразируя П. А. Вяземского: « И слог ее, уступчивый и гибкий, …, все измененья брал».

Ее стихи это лучшее лекарство для души, сердца. В них нет яда и желчи. В них говорит сама любовь, которая живёт в нас!!! Об этом когда-то писал Лермонтов: « Удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми: все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какою была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять».

Искусство во имя добра против зла. Против Крона, пожирающего своих детей – есть философски-этическое определение творчества Киевской в широком смысле. Нежелание быть такой, как все. Ее культурный вирус уникален, заразен и абсолютно неизлечим. С томиками стихов Киевской уже не расстанешься! В древности звучало так: « Подай учителя!»: