Ксения Гамарник - Влюблённые в театр

– Как вы работаете с художником?

– Мне всегда интересно, что могут предложить люди, с которыми я работаю, которых эмоционально чувствую. Ничего не навязываю художнику, жду его вариантов эскизов, и чем они неожиданнее, тем лучше. Быть рыбой в собственном соку – одно дело, а быть фаршированной рыбой – совсем другой коленкор.

– Любите ли вы актёров, с которыми работаете?

– Да, конечно. Выше артиста ничего нет. Можно сколько угодно вертеть сценическим кругом, мигать светом, придумать тьму метафорических мизансцен, но, если нет хорошего артиста, получится муляж, искусственный торт.

– Какими методами вы осуществляете свой режиссёрский диктат?

– Методами убеждения, доказательства. Диктата никакого нет, есть правота в споре.

– А как вы относитесь к малоодарённым актёрам?

– Наша профессия очень субъективна. Отсутствуют критерии. В балетном искусстве, в оперном они есть – нужно тридцать два раза крутить фуэте или брать си бемоль в третьей октаве. А в драматическом театре критерии «Мне нравится» или «Мне не нравится». Актёр никогда не будет жить с ощущением, что он неталантлив. Он найдёт очень много оправданий своей невостребованности: плох режиссёр, плоха публика. Человеку талантливому нетрудно будет найти себя в другой области, а малоталантливый обладает цепкостью лишайника… мха… омелы… его очень трудно отодрать. Почему, например, киевский театр украинской драмы богаче талантами? Потому что для украинского актёра вершина – театр имени Франко, а для актёров русских театров – театры Петербурга и Москвы. Так уехали многие… А в театре имени Леси Украинки оставшийся осадок слоится, выталкивая наверх более талантливых.

– Вы тоже вынуждены были уйти из этого театра…

– Это закономерная ситуация. Нельзя сердиться на артистов, они большие дети, а ведь я покушался на их жизнь, на их самолюбие. Они работают не ради денег, а ради успеха, и, если я его не даю – они обижаются. У меня был конфликт не с артистами, а с дирекцией театра. Начавшееся брожение получило административную поддержку. Мне и сейчас больно вспоминать об этом. Больше не хочется работать в этом театре, хотя меня и приглашают.

У меня горькое ощущение ненужности Украине. Звонят из театров Москвы, Петербурга, Омска, Новосибирска… И ни одного звонка из театров Украины. Я привязываюсь к тому месту, где чувствую свою необходимость, ощущаю смысл жизни. Сейчас я потерял ощущение Родины. Мне кажется, что Киев стал чужим городом. Молчит телефон, друзья отошли.

– Что же дальше?

– Закончил постановку в киевском театре «Браво». Теперь еду в Россию. У меня там четыре контракта.

– Хотели бы вы иметь свой театр – театр единомышленников?

– Есть удачные примеры гастролирующих режиссёров, но мне, конечно, хотелось бы иметь свой театр. Есть опыт, есть актёры, которые хотели бы со мной работать. Имея свой театр, можно создать ансамбль. Спектакль на выезде – почти всегда подённая работа, а в своём театре есть возможность вырастить свой сад.

– А театр «Браво»?

– «Браво» – это не мой театр. Это способ выжить. Первый спектакль «Убийственный и неповторимый», который я там поставил, соответствовал моим желаниям, а вторая постановка – результат моих хороших отношений с артистами. Я понимаю, что это проигрышная ситуация – не на пользу моему авторитету.

– Как вы относитесь к славе?

– Театральное искусство очень жестоко. Оно живёт только в том времени, когда живёт режиссёр. Думаю, что, если бы спектакли Курбаса или Мейерхольда были бы записаны на плёнку, они сейчас не воздействовали бы так, как в своё время. Если показать записи лучших спектаклей Любимова неискушённому зрителю, он спросит: «Ну и что?». Растаскивается самобытность, эстетика, новизна… Заснять спектакль на плёнку – значит, обречь его на демифологизацию. После спектакля остаётся только легенда, и слава Богу.

– Пишете ли вы сами для театра?

– У меня есть пьесы, стихи, песни, рассказы. Я рисовал, и довольно неплохо.

– Почему вы не изменяете профессии режиссёра в наше трудное время?

– Конечно, можно было бы уйти в бизнес. Но очень много лет отдано режиссуре. Я к этому долго шёл: техническое образование, два гуманитарных вуза. Я владею композицией, рисую. Чувствую музыку – получил музыкальное образование, знаю законы драмы. Иными словами, я владею многими компонентами своей профессии. Режиссура – единственное, кажется, что у меня получается. Возможно, это связано с внутренним эпикурейством, хочется получать удовольствие от того, что ты живёшь. Режиссура – это единственное, что я люблю делать.