Сергей Жигалкин - Об иных горизонтах здешнего. Апология вечного возвращения

Тождество – это одно , единица : просто есть нечто одно и оно совпадает с самим собой или является самим собой. Равенство – двоица , два : есть нечто одно и нечто другое, точно такое. Говорят, идеального равенства не существует, поскольку одно всегда чем-то да отличается от другого, хотя бы положением в пространстве и времени. Поэтому речь может идти лишь об одном сущем, тождественном себе, либо о двух разных сущих, очень похожих.

По словам Аристотеля, софисты, к примеру, считали Ко-риска, когда-то находившегося в Ликее, и Кориска, ныне разгуливающего по рыночной площади, различными людьми, так как они занимают различные положения в пространстве и времени. Это довольно-таки очевидно. С другой стороны, любой вам ответит, что оба Кориска – один и тот же Кориск. То есть Кориск одновременно и тождественен, и не тождественен себе самому. Это «проблема Кориска».

Можно было бы сказать, что тождественность и нетождественность Кориска понимаются в разных смыслах: «внешние» Кориски – их облики, поведение, мысли и чувства – в различные моменты времени всегда только сходны, возможно, почти равны, но никогда не тождественны, тогда как душа Кориска всегда тождественна себе, поскольку с течением времени не изменяется и всегда остаётся собой.

Однако не только Кориск, но и, допустим, брошенный камень, взятый до и после броска, – тот же самый, но вместе с тем и не тот же. То есть душа здесь, выходит, вообще ни при чём, а тождественность Корисков заключается в чём-то ином.

Другими словами, все вещи вокруг, включая и нас, постоянно перекочевывают из прошлого в настоящее, затем в будущее, оставаясь при этом собой, что нам всем представляется очевидным: вчера, сегодня и завтра, перемещаясь с места на место, Кориск остаётся тем самым Кориском, камень – тем самым камнем, найденная лет через сорок знакомая вещь – той самой вещью.

Каким образом мы узнаём вещи, животных, людей, которые, может быть, изменились настолько, что вообще на себя не похожи, что именно в них мы считаем собственно ими самими , их уникальной сущностью, неподвластной течению времени и изменениям внешним, – открытый вопрос.

Любопытно, что изменившиеся с течением времени вещи мы считаем теми же самыми , а вот созданные заново точно такие же вещи считаем другими . Старый разбитый будильник – это тот же будильник, а собранный заново из точно таких же частей – это будильник другой.

Как мы вообще отличаем одну вещь от другой, если они совершенно похожи? По микроштрихам, по эманациям, по их судьбе, включая время и место рождения, по необъяснимой, однако интуитивно доступной нам «сущности»?

Воссозданный в другом мироздании идентичный Дион – это тот же Дион, с тем самым «я», или же кто-то другой?..

Оставим эти вопросы пока без ответов, однако напомним, что равенство – это всё-таки копия , дубль , и только тождество – «тот же» , «он сам» …

Равенство, тождество, течение времени, на первый взгляд очень понятные, оказываются совершенно непонятными при углублении в них. Как, впрочем, и всё остальное…

О возвращении того же миропорядка задолго до стоиков говорил не только Гераклит, но ещё раньше него Пифагор, причём имея в виду именно тождество, а не равенство повторяющихся миров. В двенадцатой главе четвёртой книги своего знаменитого «Комментария к „Физике“ Аристотеля» Симплиций приводит фрагмент из ныне утраченного трактата ученика Аристотеля Евдема Родосского. Симплиций пишет:

«Пифагорейцы говорили, что при повторении вещи становятся теми же самыми, не изменяясь даже и по числу. Здесь уместно привести фрагмент из третьей книги „Физики“ Евдема, где он следующим образом пересказывает их рассуждения по этому поводу:

„Можно поставить вопрос, повторяется или не повторяется то же самое время? Одни считают, что повторяется, другие придерживаются противоположного мнения. ‘То же самое’ понимается в разных смыслах. ‘То же самое’ по внешнему виду – нечто подобное сменам вёсен и зим, других сезонов и периодов: схожесть относится именно к внешнему виду, поскольку обусловлена солнцеворотами и равноденствиями, следованием солнца по своим орбитам. Но если принять точку зрения пифагорейцев, что возвращаются именно те же самые вещи, не изменяясь и по числу, то некогда я буду точно так же рассуждать, держа свой посох, а вы будете сидеть и слушать, и всё остальное будет точно таким же, поэтому очень даже правдоподобно, что и время в таком случае будет тем же. Из череды одних и тех же изменений и полного сходства множества всех вещей будет следовать, что то, что было раньше, и то, что наступит потом, будет одним и тем же; останется тем же и число всех вещей. Всё будет одним и тем же и, соответственно, время тоже будет одним и тем же“».