Виктор Виноградов - Статьи по общему языкознанию, компаративистике, типологии

Имеется, однако, и другая сторона – на наш взгляд, более важная – в проблеме единства слова. Отличимость слова в тексте, т. е. его линейная отдельность, оказывается достижимой только благодаря тому, что и в системе слово обладает специфической цельнооформленностью. Мы вступаем здесь в область парадигматических характеристик, определяющих единство слова как точки в многомерном пространстве, координатами которого являются грамматические категории. Текст отличается от системы большим разнообразием формальных параметров, но количество существенного разнообразия в тексте не может превышать той пороговой величины, которая регламентируется количеством разнообразия в системе. Представленная таким образом, проблема парадигматического единства слова превращается в проблему отдельности грамматических классов слов.

Анализ единиц высшего грамматического уровня приводит к выводу об особом положении двух морфологических классов – имени и глагола, которые в предложении образуют тот формально-семантический стержень, вокруг которого развертывается вся панорама высказывания. Предложение само по себе уже обладает определенными средствами для четкого разграничения указанных классов, и среди них можно указать акцентуацию и порядок слов. Как убеждают опыты по реконструкции индоевропейской схемы предложения (см.: [Иванов 1965: 226 и сл.]), синтаксическая позиция играла роль самодовлеющего диктатора, предписывавшего каждому элементу, находящемуся в данной позиции, один и только один индекс морфологического класса. Подобный деспотизм синтаксической позиции в отношении определения морфологической принадлежности соответствующего члена предложения может быть следствием неразвитой морфологии. Совершенно противоположную картину можно наблюдать в языках с изощренной морфологией при сравнительно свободном позиционном синтаксическом режиме. Это имеет место, например, в суахили, где основным критерием распределения слов по грамматическим классам является стабильная морфемная структура (см.: [Охотина 1965]). И неожиданно оказывается, что язык суахили на уровне микроструктуры (слова) типологически сближается с протоиндоевропейским языком на уровне макроструктуры (предложения): в обоих случаях имеет место однозначная позиционная предсказуемость морфологического характера элемента, только в и.-е. такими элементами являются слова в предложении, а в суахили – морфемы в слове. В языке ганда используется типологическое различение имени и глагола, выражающееся в сосуществовании аналитически оформленных предложений с именным сказуемым и синтетически оформленных предложений с глагольным сказуемым.

Особый интерес представляет использование фонологических средств для противопоставления морфологических классов. Изучение этого вида лингвистических процессов позволяет установить конкретные проявления принципа иерархической взаимосвязанности лингвистических уровней и выяснить статус фонологии в пределах всей науки о языке. Тематика фонологических исследований включает не только инвариантное описание явлений субграмматического уровня, но и выяснение фономорфологических возможностей языка, или, говоря словами С. К. Шаумяна, потенций фонологических средств в отношении диакритической (различительной) функции. У фонем, помимо фонологической жизни, имеется другой аспект функционирования – в качестве «подвижного компонента морфем» (Бодуэн де Куртенэ), и это свойство стоит в непосредственной связи с общим свойством языка, охарактеризованным Мартине как «двойное лингвистическое членение».

Едва ли надо говорить, что в морфонологии, как нигде, важно соблюдение уровневой перспективы, предполагающей четкое различение «сегментного» и «суперсегментного» – различение, присущее как синтагматике, так и, в ином обличье, парадигматике, в которой имеются, с одной стороны, фонологические средства внутреннего упорядочения морфологических классов, а с другой стороны – фонологические же средства, используемые как обобщенные признаки целого класса в отличие от прочих классов, находящихся с ним в отношениях противопоставления. Понятно, что морфонология не может ограничиваться тем кругом проблем, который очерчен Трубецким. В ее задачи входит описание фонологических способов маркирования и в морфемах, и в парадигмах, и в предложениях, и в классах деревьев, представляющих эти предложения.

4.Морфонологическое описание целесообразно осуществлять в терминах сформулированных Якобсоном и Халле дифференциальных признаков. Однако в связи с различением сегментного и суперсегментного в описании следует оговорить классификацию признаков на просодические и ингерентные. Вряд ли можно закрепить за каждым признаком определенный функциональный облик: один и тот же признак в зависимости от многих условий структурного порядка может функционировать то как ингерентный, то как просодический. Например, на двойственность признака мягкости со свойственной ему принципиальностью обратил внимание Е. Д. Поливанов: «…в русском мягкость согласных – это специфическая черта самого данного звука, в турецких же языках твердость или полумягкость согласных зависит от того, является ли все данное слово задним или передним в сингармоническом отношении» [Поливанов 1934: 28 сн.]. Можно привести массу примеров, подтверждающих аналогичную двойственность едва ли не для каждого «ингерентного» признака.