Андрей Игонин - Москва и москвичи, претендующие на власть. Обыденная психология и социальная ориентация

Московские люди пролетарского типа, однако, всегда отличались от своих провинциальных собратьев определенным столичным лоском, следованием моде, хотя это и скрывалось обычно под маской напускного пренебрежения к своему внешнему виду. Вообще многие особенности поведения московских пролетариев характеризовались демонстративностью, эпатажем, нарочитым цинизмом. Под такой манерой были, как правило, спрятаны их комплексы, сформировавшиеся в результате болезненного жизненного опыта, который они получали, не сумев «выбиться в люди».

Переходя к оценке происхождения и предпочитаемых мест жительства представителей московских субкультур, можно начать с того факта, что арбатская субкультура – наиболее традиционная и укоренившаяся в Москве [3] Под коренными москвичами обычно понимают людей, родившихся в столице. В Обществе коренных москвичей (есть и такое) отношение к понятию «коренной житель» более строгое. В члены Общества принимают только тех жителей Москвы, у которых здесь родилось и прожило не менее двух поколений предков. . Сталинско-брежневская машина отбора номенклатурных кадров была основана на постоянной отбраковке старых кадров и замене их новыми – как правило, выходцами с периферии, не очень образованными и культурными. Не случайно существовавшую систему власти называют охлократической. Как только номенклатурщик обосновывался в Москве, «поднабирался грамотешки», так его тут же отстраняли от должности (в лучшем случае). Тем более не нужны были охлократической власти потомки бывших начальников – слишком сообразительные и знающие себе цену. В отдельных случаях они оказывались все-таки достаточно гибкими и пластичными, чтобы снова приблизиться к власти.

Как раз вот такие династии и составляют, видимо, костяк представителей арбатской субкультуры. Вначале ряды людей арбатского типа пополнялись за счет потомков так называемой ленинской гвардии, потом – сталинской гвардии и наконец хрущевско-брежневской волны людей с юго-запада страны.

Далее кадровая машина начала давать сбои, и какие-либо четкие закономерности проследить уже трудно.

Люди с Арбата всегда чувствовали себя изгнанными из рая, хранили в генах информацию о тех сладостных годах, когда их предки обладали бесконтрольной властью. С другой стороны, они ненавидели людей, которые сейчас были у власти. Поэтому у человека арбатского типа огромный, подчас болезненный, интерес к власти всегда сочетался с фрондирующей позицией по отношению к реальным властителям (романы Ю. Трифонова или А. Рыбакова, песни Б. Окуджавы).

Традиционным московским династиям всегда удавалось, тем не менее, сохранять за собой несение функций по интеллектуальному и идеологическому обслуживанию власти.

Они являлись носителями наиболее ценных сведений, циркулирующих в информационной кровеносной системе советской власти. Между представителями кунцевской и арбатской субкультур обычно складывались такие отношения, при которых они нуждались друг в друге. Люди арбатского типа обладали достаточным интеллектуальным и духовным потенциалом, чтобы оказывать на общество большое влияние, но не могли этот потенциал реализовать, так как не имели прямого доступа к власти.

Люди из Кунцево, наоборот, обладали властью, но из-за недостаточной образованности и культуры не могли сами квалифицированно и компетентно эти властные полномочия реализовывать.

Прохождение предков через властные структуры являлось, естественно, не единственным каналом пополнения представителей арбатской субкультуры. В благоприятные периоды этот слой разрастался сам по себе, «размножаясь делением» или увеличиваясь за счет приезда родственных им по происхождению и духовному облику людей с периферии. Арбатская среда вовлекала в себя даже тех, кого вначале вообще нельзя было четко идентифицировать с точки зрения принадлежности к какой-либо субкультуре, постепенно преобразовывая их взгляды и привычки таким образом, что они сливались с данной средой.

Одно время, когда после романов А. Рыбакова отмечался всплеск интереса к людям, живущим в арбатских переулках, писали об имеющихся у них дореволюционных корнях. То ли речь шла о московской аристократии, то ли, наоборот, об обслуге этой самой аристократии (именно на Арбате жили обслуживающие элиту портные, сапожники, кондитеры и проч.). Но если в арбатскую субкультуру и влились струйки очень старых традиционных российских групп населения, то они, конечно, играли в ней сугубо второстепенную роль. Основная часть жителей Арбата укоренилась там в советское время.