Инна Иванова - Наш край. Литературно-краеведческий альманах. Выпуск 17

Справа от лесочка выпорхнула красная ракета – сигнал к атаке, – и одновременно с первыми залпами покатилось-понеслось дружное «Ура!» Застигнутые врасплох каратели не сразу опомнились и открыли ответный огонь лишь несколько секунд спустя. Первые группы атакующих уже вплотную приблизились к садам и огородам, как вдруг два вражеских пулемёта повели отсекающий огонь. В рядах наступавших произошло замешательство. Пришлось залечь. Но сколько ни лежи, а подниматься надо. И снова перекрёстный свинцовый дождь прижимает бойцов к земле. Обстановка обострилась. Успешно развивавшаяся атака захлебнулась. Обороняющиеся с каждой минутой наглеют и пытаются перейти в контрнаступление.

В такой ситуации важно не упустить инициативу. Командование полка силами резервного отряда осуществляет отвлекающий удар. Это вскоре меняет дело. Гитлеровские вояки поняли, правда, с опозданием, что имеют конкретный «разговор» с хорошо организованным, не робкого десятка противником, и, активно огрызаясь, стали покидать деревню под яростным натиском партизан. Только беда – удирать-то некуда. И вот пароконная пулемётная тачанка и десятка полтора всадников рванулось в нашу сторону. Следом за ними неслись галопом ещё три лошади под сёдлами, но уже без наездников. Расстояние между нашей засадой и драпкавалерией сокращалось очень быстро. Вот уже можно было различить искривлённые злобой и страхом лоснящиеся физиономии наёмников, а команды к бою всё нет.

Вне всякого сомнения, Ермоленко рассчитывал одним залпом разделаться с этим небольшим, удиравшем в панике войском, поэтому и не торопился. Но то, что произошло дальше, достойно пера фельетониста. По команде «Огонь!» «шкода» вовсе промолчал, «дегтярь» огрызнулся четырьмя-пятью пулями и тут же смолк, на такой же ноте отыгрались и автоматы. Лишь кое-где редко щёлкали винтовки вдогонку повернувшим вспять недобитым. Более десятка врагов, в том числе экипаж тачанки из трёх человек, были прикончены. Жаль, погубили и лошадей. Почему оплошала почти вся рота – разбираться пока не было времени, ибо на других участках бой всё ещё продолжался.

Прошло несколько минут, и теперь уж из самой деревни донеслась очередная волна дружного «Ура!», подгонявшая бежавших в панике по открытой местности врагов в направлении Подчасовенья. Они неслись сломя голову, бросая на бегу оружие, ремни с патронташами и подсумками. Зрелище – загляденье! Такой драп я видел впервые. По команде Ермоленко наша рота бросилась наперерез отступавшим, но бойцы понимали, что перехватить их не успеть. Силёнок не хватало, да и спасительный кустарник к ним был близок. Мы тоже кричали «Ура!» и стреляли по живым целям из винтовок. Одни падали и больше не поднимались, другие, чуть полежав, снова врывались и устремлялись вперёд – в кусты, не оказывая нам никакого сопротивления.

К счастью, выданная мне недавно СВТ работала безотказно, и я выстрелил из неё два или три раза в здоровенного немца. Однако он всё бежал и бежал, как ни в чём не бывало. Тогда я, окончательно разозлившись, присел и, тщательно прицелившись с колена, выстрелил в него ещё раз. Верзила по инерции сделал сколько-то шагов и рухнул ничком. Подбежавший ко мне Валентин Королёв, задыхаясь крикнул:

– Молодец, Лёха! Такого буйвола ухлопал!

От радости и похвалы товарища я смущённо улыбался, но слова вымолвить не мог. Кто-то из командиров подал команду прочесать кустарник. Все, кто был поблизости, устремились к опушке омшары. Я и Королёв тоже углубились в густые заросли и, осторожно раздвигая их дулами винтовок, внимательно всматривались и прислушивались, боясь стать глупой жертвой притаившегося недобитого гитлеровца. Обшарив добрую сотню квадратных метров вглубь и вширь, мы повернули назад, к полю, где всё ещё звучали редкие выстрелы.

– А ну, завернём к той красавице, не обнимает ли она своими густыми лапами какого-нибудь Фрица или Ганса, – вполголоса проговорил Валентин, указав взглядом на стоящую подле разлапистую ель.

Потихоньку пробравшись к ней, мы чуть было не вскрикнули от неожиданности: под зелёной кроной, прижавшись спиной к стволу, стоял окровавленный фашист и зажимал левой рукой рану на правой. На ремне висели две гранаты, оружия при нём не было. Принимаем решение: брать живьём, авось окажется ценным «языком».

– Хенде хох! – внезапным окриком призывает Королёв.

Недобиток вздрогнул и лихорадочно завертел головой, ища испуганными глазами того, кто подал столь жуткую для него команду. В одно мгновение его левая рука скользнула к ремню… Промедли мы хоть самую малость, и прогремел бы взрыв. Но этого, к счастью, не произошло. Откуда только у нас взялась такая прыть! Не обращая внимания на жалящие уколы сучьев, рискуя остаться без глаз, мы так рванули к ели, что солдат успел лишь поднести гранату ко рту. Выдернуть же зубами колечко-чеку ему уже не удалось. Повиснув всей массой тела на левой руке, цепко державшей «яичко», нам не составляло труда свалить подранка на землю и обезоружить. Рана правой руки была серьёзной и не позволяла ему оказывать активное сопротивление. Он стоял, скрипел зубами и изрыгал какие-то ругательства на немецком языке.