Давид Маркиш - Махатма. Вольные фантазии из жизни самого неизвестного человека

– Подчёркиваю: – продолжала Вера Фигнер, – это я внесла предложение в Исполком поставить Стрельникова на очередь, и моё предложение было утверждено единогласно Исполнительным комитетом «Народной воли». Теперь я несу ответственность за приведение приговора в исполнение.

Слушатели вновь вздохнули: близкое будущее окрасилось в багровые тона и приобрело внятные очертания.

– Вы, товарищи, делаете замечательную работу, – продолжала Вера. – Внешнее наблюдение, организованное вами в лучших традициях сыска, позволило установить передвижения Стрельникова по городу и разработать тактику его устранения. Браво, товарищи!

Похвала несколько растопила напряжённую атмосферу явочной квартиры. Боевики зашевелились, задвигались на своих стульях и табуретках, составленных впритык. Стены явки словно бы раздвинулись, открыв перед участниками собрания дивный оперативный простор, пульсирующий опасностью и подвигами. За пределами этого простора, похожего на поле священного боя, простиралось будущее – светлое и непорочное. Парни и барышни, увлечённые революционными словами Веры Фигнер, готовы были прямо из этой секретной комнаты, ничуть немедля, ринуться в битву за правое дело. Даже похожая на камею Ася Рубинер, захваченная общим очистительным порывом, была готова, вопреки собственным намерениям, присоединиться к смелым бунтарям.

Поднявшись со своего места, Володя Хавкин протолкался к Фигнер. Она пришлась ему чуть выше плеча и глядела на него снизу вверх – то ли с симпатией, то ли с любопытством.

– Вера Николаевна, – сказал Володя, – разрешите мне исполнить приговор Исполкома. Я следил за генералом, знаю его повадки. У меня рука не дрогнет!

С симпатией, с симпатией глядела Вера на неуклюжего студента! Какой, видать, силач! У такого в ответственный момент ничего не дрогнет, вот это точно.

– Центр назначил обученных исполнителей, – сказала Вера, – они уже в Одессе. Но я определю вас метальщиком в группу поддержки.

– Я всё сделаю, как вы скажете, – сказал Володя Хавкин.

И Вера Фигнер не сомневалась: сделает.

Убить человека было бы просто, если б не возникающие на ровном месте непредвиденные сложности; иногда это связано с этической стороной дела, чаще с практическими неувязками.

Два проверенных боевика, командированные Исполкомом в Одессу для убийства Стрельникова, назвались для пользы дела вымышленными именами – дворянином Косогорским и мещанином Степановым – и фигурировали под ними до часа собственной казни. От удачного покушения до повешения исполнителей прошло всего лишь четыре дня; на рассвете 22 марта 1882 года, во дворе одесской тюрьмы, они взошли на висельный эшафот. Такая поспешность имела под собой основание: министр внутренних дел Игнатьев телеграфировал из Петербурга в Одессу: «По доведению об убийстве генерал-майора Стрельникова до Высочайшего сведения, Государь Император повелел, чтобы убийцы были немедленно судимы военным судом и в 24 часа повешены без всяких оговорок». Точка. Этот теракт пинком подтолкнул всё одесское отделение «Народной воли», включая силача Владимира Хавкина и Асю Рубинер, похожую на камею, к самой кромке бездны.

Считаные дни, предшествовавшие покушению на генерала и последовавшей казни боевиков, были наполнены событиями. Слежка за Стрельниковым, в которую Володя был вовлечён и которая сегодня называется «наружка», шла своим успешных ходом. Для отвода глаз и высокой конспирации Володя, играя роль портового грузчика-забулдыги и одетый по этой причине в простонародные портки и посконную рубаху, шатался по Николаевскому бульвару, поблизости от Лондонской гостиницы, где в роскошном номере-люкс стоял его поднадзорный. Стрельников столовался в отличном гостиничном ресторане, регулярно там обедал, а после еды непременно выходил на бульвар, посидеть на лавочке и подышать воздухом. И эта неосмотрительная привычка, о которой «грузчик» не преминул сообщить Вере Николаевне Фигнер, стоила генералу жизни. Вера-револьвер, надо отдать ей должное, не ограничилась важным донесением Хавкина – она сверила его с наблюдениями других своих агентов-наблюдателей, числом четыре, и осталась удовлетворена: Стрельников действительно в своё удовольствие ежедневно переваривал обед на лавочке.

Там, на лавочке, после обеда, Вера Николаевна и решила его убить.

Исполнителем был назначен Косогорский; проницательная Вера разглядела в нём человека, безусловно склонного к самопожертвованию ради высокой революционной идеи. Показательный индивидуальный террор «Народной воли» являлся единственным – Косогорский был в этом уверен – действенным средством, способным разбудить клюющие носом народные массы, и исполнитель вполне отдавал себе отчёт в том, что в отплату за живительный теракт его ждёт петля. И это в том случае, если его не подстрелит бдительная охрана, когда он будет приближаться к объекту, или его не разнесёт на части взрыв бомбы, брошенной им в генерала. Но даже и в этом исключительном случае побег с места покушения, от этой скамейки, представлялся маловероятным, а скорее, невероятным вовсе. Боевик, таким образом, выступал здесь не только в роли справедливого убийцы, но и преданного самоубийцы, и был полон решимости довести свою роль до конца. Одна смерть, к тому же своя собственная, в обмен на жизнь целой страны! «Игра стоит свеч!» любил повторять Косогорский при всяком удобном случае. Ну, конечно… Судьба зловредного генерала Стрельникова при таком раскладе, разумеется, не принималась в расчёт.