Сущность есть форма неизменности бытия явления, утрата или изменение которой означает изменение бытия, лежащего в основе сходства и различия. Исследовать сущность – это означает установить в явлении такой набор признаков, «маяков» познания, восприятие которых позволяет демаскировать любые причуды и заблуждения разума, установив наличие или отсутствие бытия исследуемого явления. И, если согласно классическому пониманию, сущностью является такой набор свойств и качеств, бытие которого неизменно и служит основанием для отличия одного предмета познания от другого, то в отношении мира предметов и вещей все весьма просто – сущность познается через функциональность и весь тот тезаурус возможного использования, который не вступает в противоречие с целевым предназначением исследуемого. В отношении форм деятельности человека, не связанных с формированием материального результата, вопрос о сущности намного сложнее. Анализ приобретает структурный характер и наши представления о сущности исследуемого зависят всецело от метода исследования, который во многом определяет целевое назначение исследования.
Применительно к любым когнитивным системам (правосудие не исключение) исследование сущности предмета является глубоко субъективным процессом, ценность, результат которого во многом носит конвенциональный характер. В ХХ веке это стало совершенно очевидным для методологов научного знания 2 2 См. об этом интереснейший очерк о парадигмах науки и границах достоверности знания Томаса Куна «Структура научных революций»/ изд. «Аст Москва», 2009г.
, но для юридической науки в области влияния ее положений на правоприменительную деятельность это до сих пор остается не очевидным. Определяющей парадигмой гуманитарного знания до сих пор выступает методология Стагирита (Аристотель). Презумпция невиновности и связанные с ней методологические вопросы ближе всего связаны с характеристикой проблемы энтелехии бытия у Аристотеля: пока есть становление – нет ставшего, когда есть ставшее – нет становления. В отношении презумпции невиновности (при обвинительном варианте, соответственно): пока лицо подозревают, привлекают к ответственности, разрешают дело нет виновного, когда вступает в силу определение кассационной инстанции (кассационное определение – по провозглашению- ст. 391 ч. 4 УПК РФ) – уже нет невиновного . Какое – то мгновение, закончено чтение определения, приговор вступил в законную силу и все- парадигма бытия схлопнулась и устранен целый комплекс правоотношений (какой – нам еще предстоит выяснить), связанных с действием презумпции невиновности. Мы имеем перед собой не добропорядочного гражданина, а преступника, лицо, которому будет на законном основании причинено систематическое страдание, вплоть до лишения жизни. Вот этот момент перехода одного бытия в ничто, в другое состояние и является камнем преткновения любой общей предельной методологии познания и продуцирует в свою очередь проблемы сомнения в бытийности того или иного явления, попадающего в поле энтелехии, а тем более управляемой энтелехии (уголовное судопроизводство – однозначно сознательно управляемый процесс сегодня). Для презумпции невиновности это сомнения в том существует ли она как действительность, или же является формой условности, правилом приличия. В этом ключе большинство претензий к уголовному процессу и его принципам приобретают именно философский характер претензий к определению бытия вообще.
Если презумпция невиновности продуцирует бытие невиновного, то каково это бытие, кто является его носителем, где данная парадигма бытия начинается и где заканчивается, каковы ее формы конкурирования с бытием виновного? Да и что вообще значит презумпция невиновности практически, если наказание не предусматривает в конечном счете ни конфискацию, ни смертную казнь, ни поражение в правах, а предел санкции упирается в рамки уже отбытого во время следствия и суда? Есть еще множество «но», сумма их приводит нас к пониманию презумпции невиновности, как все же нормы – принципа, не более того. Признать данное положение вещей удовлетворительным не представляется возможным, так как институт презумпции невиновности реализует в ожиданиях и представлениях привлекаемых к ответственности самые странные стороны человеческого характера (абсолютизация надежды и веры). Точнее было бы сказать, что для правоприменителя он не дает ничего, а вот в умах привлекаемого к уголовной ответственности он получает обширную пароноидальную реализацию.
Читать дальше