Константин Зубков - Развитие российской Арктики. Советский опыт в контексте современных стратегий (на материалах Крайнего Севера Урала и Западной Сибири)

Региональная специфика Арктики, которая в гораздо большей степени, чем где-либо еще, определяется довольно узким диапазоном человеческой активности в экстремальных природно-климатических условиях, определяющая роль государственных стратегических подходов в организации усилий по преодолению этих трудностей развития – все эти факторы делают релевантным вопрос об особой политико-экономической модели арктического развития, которая, несмотря на все вариации общественно-экономических систем, вовлеченных в это развитие, предполагает определенное постоянство стратегических решений и алгоритмов действия. Канадский исследователь Кеннет Дж. Ри одним из первых предложил использовать понятие «политическая экономия северного развития» для совокупной характеристики определяющих черт развития арктических периферий, к которым он отнес: (1) тесную взаимозависимость «экономических и политических сил, которые монопольно контролируют арктическое развитие»; (2) ключевую роль политики, а не «рынка» в объединении и координации усилий всех агентов развития и групп интересов, задействованных в арктическом развитии; (3) превалирование внешних воздействий над местной самоорганизацией при разработке схем жизнедеятельности на Севере; (4) теснейшее единство экономических, политических и социальных аспектов жизнедеятельности в Арктике [5] Kenneth R.J. The Political Economy of Northern Development. Ottawa, 1976. P. 26. .

Исходя из этого, можно предполагать, что в условиях Арктики дистанция институциональных различий между «капитализмом» и «социализмом», между советским и постсоветским подходами к освоению региона существенно сокращается. Это наглядно проявлялось даже в известном совпадении мотиваций и конкретных направлений ресурсной эксплуатации, которые примерно в одно и то же время, словно бы подчиняясь собственной эволюционной логике, возникали в разных сегментах мировой циркумполярной периферии – на Крайнем Севере России, на Аляске и Канадском Севере, в скандинавском Нордкалотте – несмотря на существенные различия политических систем и национальных традиций. В этом случае представляется обоснованным вывод, что в Арктике специфика географической среды, вступая в резонанс с общемировыми ресурсно-технологическими сдвигами и изменяющимися представлениями передовой части человечества о ценности Севера, становилась мощным и, можно сказать, более определяющим фактором регионального развития, чем особенности той или иной национально-страновой политики [6] Зубков К.И. Индустриальное и социокультурное развитие Ямала в XX в.: Типология северного освоения в российском преломлении // Уральский исторический вестник. 2005. № 12. Ямальский выпуск. С. 128. .

Примечательно, что так называемая «конвергенция» капитализма и социализма, о которой много говорили в 1960–1970-е гг., именно на Севере и раньше всего здесь приобретала вполне реальные, зримые черты – просто потому что идеологические разности двух систем во многом снимались единственным реально значимым императивом деятельности – «северной» целесообразностью. Обстоятельства организации и проведения Карских товарообменных экспедиций 1920-х – начала 1930-х гг. наглядно свидетельствовали о том, что транспортные связи между устьями Оби и Енисея и западноевропейскими портами не только приоткрывали для Советской России еще одно «окно» для торговли с Западом, но и являлись совершенно особой сферой отношений, где техническое, коммерческое и научно-культурное сотрудничество в целом развивалось более свободно и прагматично, в значительно меньшей степени подвергаясь деформирующему воздействию политической и идеологической конфронтации большевиков с миром капитала. Это во многом касалось и отношения большевиков к своим недавним политическим противникам из числа россиян. Сам по себе примечателен тот факт, что выдающийся русский гидрограф, исследователь Арктики Б.А. Вилькицкий, в 1918–1919 гг. руководивший налаживанием арктических коммуникаций между колчаковской Сибирью и Западной Европой (ледово-лоцманская проводка парохода «Соломбала» с французской военной миссией в устье Енисея осенью 1918 г., навигационно-гидрографическое обеспечение Карской продовольственной и товарообменной экспедицией в августе – сентябре 1919 г.), спустя всего пять лет был привлечен внешнеторговыми организациями СССР к подготовке 3-й и 4-й Карских экспедиций в качестве начальника их морской части [7] Березовский Н.Ю., Доценко В.Д., Тюрин Б.П. Российский Императорский флот, 1696–1917 гг.: Военно-исторический справочник. М., 1993. С. 68. . Это как раз тот случай, когда давление «северной» целесообразности оказывалось на весах политического выбора гораздо важнее идеологической принципиальности.