Коллектив авторов - Структуры господства, граждане и институты

Общей тенденцией текущего всеохватного кризисного состояния представительных демократий является экстенсивное и интенсивное развитие социальных отношений господства, которые лишают формальные демократические институты и практики их примордиального содержания и формируют пространство неполитической власти.

Постоянные волны кризисов – ординарная ситуация для всех считающихся демократическими обществ вне зависимости от моделей демократического порядка. Однако, утверждает Д. Рансимен, угрозу демократии несет не столько хроническое кризисное состояние, сколько общие «родовые черты» демократических кризисов. Во-первых, они, к несчастью, не оказываются тем моментом истины, когда делается понятно, что же по-настоящему важно. Напротив, «демократические кризисы – это моменты предельной путаницы и неопределенности. Преимущества демократии не становятся яснее; они остаются перемешаны с ее недостатками» [37] Рансимен Д. Цит. соч. С.16. . Пережив кризис благодаря адаптивности и гибкости демократической системы, «демократические общества становятся самоуверенными, а не мудрыми: демократии усваивают лишь то, что они могут пережить собственные ошибки» и, как следствие, «бредут от одного кризиса к другому, нащупывая свой путь впотьмах» [38] Там же. . Поэтому проблема демократий, волнующихся о перспективах своего выживания, «не в том, что они не слышат шепота, говорящего им об их смертности. Она в том, что они слышат его так часто, что не могут понять, когда принимать его всерьез» [39] Там же. С.18. .

С последней четверти ХХ века «шепот» перерастает в набат, сообщающий о беспрецедентности текущего кризиса растущей нелегитимности власти, социальной несправедливости, гражданском неравенстве, политической бедности. Логика развития капитализма привела к маркетизации всей некоммерческой деятельности общества, сделала его незащищенным от господства капитала. Инклюзивные и ориентированные на общее благо институты и практики деформированы или ослаблены.

Во всех считающихся демократическими обществах отношения господства развиваются вширь и вглубь, по вертикали и горизонтали, в иерархиях и сетях. Неуклонно увеличивается диспропорция политических, экономических, информационных ресурсов субъектов господства (властных элит) и его объектов (демоса). Под «прикрытием» формальных демократических институтов и практик группы и сети власть предержащих смастерили не одну «платформу 9 %» и мастерски проходят сквозь стены институциональных ограничений, виртуозно управляют общественным сознанием в своих корыстных интересах.

Богатейший арсенал политических технологий системно и целенаправленно используется для камуфляжа отношений господства и их интериоризации в процессах социализации. «Когда над нами осуществляют господство, мы либо лишаемся возможности формировать свои собственные перспективы (мы индоктринированы, нами манипулируют, мы социализируемся в состоянии подчиненных ролей или, если мы обладаем потенциалом власти над собой, нам мешают его реализовать (унижают, угрожают, заставляют замолчать)» [40] Republicanism and political theory / C. Laborde, J. Maynor (eds.) Oxford: Blackwell, 2008. P. 153–154. .

Характер поражения социальной ткани модусом и этосом отношений господства побуждает задуматься о «мире», в котором (гегелевская) «диалектика “раба и господина” остановилась, в котором “раб” не хочет и не может даже бороться за власть (не говоря о том, чтобы взять ее), а “господин” уже не нуждается в “признании” “раба”…» [41] Капустин Б. Рассуждения о «конце революции». М.: Изд-во Института Гайдара, 2019. С. 7.

Подходят ли представительные демократии к состоянию шмит-товского «серьезного случая»? Есть ли шансы у современного Давида (демократического гражданства и политики граждан) одолеть кажущегося непобедимым Голиафа (ресурсы и структурные отношения господства)?

Философская и теоретико-методологическая база современных концепций господства помогает демократическим обществам лучше понять себя. Интерес к изучению причин и проявлений экспансии отношений господства в считающихся демократическими обществах растет на различных аренах научного дискурса: моральной и политической философии, нормативной и критической политической теории, теоретико-эмпирических исследований.

На развитие современного (поствеберианского) научного дискурса господства повлияли три «поворота». Постмодернистский поворот «ратифицировал» методологическую плюральность и небинарную логику исследования. Республиканский поворот ) [42] Республиканским поворотом называют начавшийся в конце прошлого века новый и яркий этап развития долгой традиции романской ветви республиканизма (М.Т. Цицерон, Г. Саллюстий, Н. Маккиавели, Дж. Гаррингтон, Дж. Мэдисон, О. Сидней). Напомним, что с античных времен развиваются две ветви республиканской доктрины: афинская и римская. В современном республиканизме – неореспубликанизме – эти ветви принято обозначать как «гражданский гуманизм», «коммунитаризм» и «неоклассический», «неороманский», «инструментальный» республиканизм соответственно. вернул язык господства в современные политические дискуссии и «реанимировал» мышление о политике в терминах требований свободы как отсутствия господства (freedom as non-domination [43] Петтит Ф. Республиканизм. Теория свободы и государственного правления. М.: Изд-во Института Гайдара, 2016. В русском издании хрестоматийной работы классика неороманской теории господства Ф. Петтита «Республиканизм. Теория свободы и государственного правления», термины «domination» и «non-domination» переведены как «доминирование» и «не-доминирование». Мы полагаем, что вариант перевода «господство» и «не-господство» более точно отражает коннотацию понятия «domination», под которым в Республиканском Риме понималось пребывание во власти господина (dominus). См. также: Pettit Ph. Three Mistakes about Democracy // Cilicia Journal of Philosophy. 2015. Vol. 1. Р. 1–13. . Инструментальный поворот в политической науке укрепил тенденцию развития теории господства: определять ценность концептуальных смыслов возможностью измерить их эмпирические значения.