Конечно, ситуацию несколько запутывает то, что различные дискурсы не существовали независимо. Они оказывали взаимное влияние, конкурировали и сотрудничали, заимствовали аргументы и образы, пытались друг друга подчинить. Так, в русском ориентализме, который основан на идее «цивилизаторской миссии» России на Востоке, легко распознаются элементы социалистического (народнического, марксистского и др.) дискурса с его специфическими идеями освобождения от гнета правящих классов, формационных переходов, социально-экономической эволюции. В свою очередь, социализм, перемещаясь в азиатские регионы, все чаще обращался к ориенталистской риторике, указывая на европейское происхождение империализма и смешивая – осознанно или неосознанно – классовую эксплуатацию с колониальной. Это взаимодействие, которое можно в разных ситуациях и на разных этапах существования империи классифицировать и описывать как специфику русского ориентализма или как его кризис , должно стать предметом специального изучения и анализа, учитывая советско-марксистскую историю пространства бывшей Российской империи после 1917 г. [11] См. дискуссию об «имперскости» СССР: Суни Р. Диалектика империи: Россия и Советский Союз // Новая имперская история постсоветского пространства. Казань, 2004; Martin T. An Affirmative Action Empire: The Soviet Union as the Highest Form of Imperialism // A State of Nations: Empire and Nation-Making in the Age of Lenin and Stalin / R.G. Suny, T. Martin (Ed.). N.Y.: Oxford University Press, 2001.
В своей статье, используя все тот же небесспорный биографический жанр и ссылку на «некоего востоковеда девятнадцатого века», я хотел бы проследить историю русского ориентализма на примере судьбы русского ученого и чиновника Владимира Петровича Наливкина. Эта замечательная фигура дополняет тот ряд востоковедов, о которых писали Найт и Халид, а анализ его взглядов и жизненного пути дает пищу для размышлений о трансформации русского ориентализма, ставшей, помимо прочего, результатом его взаимодействия с другими дискурсами [12] Замечу, что в западной литературе фигура В. П. Наливкина и его биография не получили должного освещения. Он обычно упоминается либо как «востоковед», либо как «администратор» (см.: Pierce R.A. Russian Сentral Asia, 1867–1917. A Study in Colonial Rule. Berkeley, Los Angeles: University of California Press, 1960. P. 215; Khalid A. The Politics of Muslim Cultural Reform: Jadidism in Central Asia. Berkeley, Los Angeles, London: University of California Press, 1998. P. 71, 179–180; Brower D. Turkestan and the Fate of the Russian Empire. London, N.Y.: Routledge Curzon, 2003. P. 68).
.
О В. П. Наливкине сказано много, хотя далеко не все эпизоды его жизни прописаны достаточно полно [13] См.: Владимир Петрович Наливкин // Историография общественных наук в Узбекистане. Биобиблиографические очерки / Сост. Б.В. Лунин. Ташкент, 1974. С. 247–258; Лукашова Н.М. Научная и просветительская деятельность русских исследователей в Средней Азии в конце XIX – начале XX в. В. П. Наливкин: Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1991 (см. также: Лукашова Н. В. П. Наливкин: еще одна замечательная жизнь // Вестник Евразии. 1999, N1-2(67)); См. также биографическую справку Д.Ю. Арапова о В. П. Наливкине на с. 11–15 настоящего издания.
. Повторю некоторые факты из опубликованных биографий Наливкина.
Владимир Петрович Наливкин родился в 1852 г. в г. Калуге в дворянской семье [14] По другим источникам, в Казани ( Лукашова Н. В. П. Наливкин. С. 38).
. По словам самого Наливкина, он вырос «в военно-помещичьей среде», поэтому военная карьера молодого человека была предопределена. Закончив Первую Петербургскую военную гимназию, Наливкин поступает в престижное Павловское военное училище, где является одним из наиболее способных учеников в своем классе. В октябре 1872 г. Наливкин прибывает в Туркестан, где в это время идут активные военные действия. 21-летним юношей участвует в военном походе в Хиву в 1873 г. в чине хорунжего конно-артиллерийской бригады Оренбургского казачьего войска, в 1874 г. производится в чин сотника, участвует в Туркменской экспедиции, на рубеже 1875–1876 гг. – под началом М.Д. Скобелева – в Кокандском походе.
После женитьбы [15] Жена Наливкина – Мария Владимировна (в девичестве Сарторий), выпускница института благородных девиц, заслуживает особого разговора в отдельной статье. У четы Наливкиных было 4 ребенка.
и завершения Кокандского похода в судьбе Наливкина происходят изменения. В 1876 г. он переводится из действующих войск на службу в военно-народном управлении Туркестана, становится помощником (т. е. заместителем) начальника Наманганского уезда [16] О военно-народном управлении см.: Абашин С.Н. Империя и местное самоуправление: идеология реформ в русском Туркестане в конце XIX – начале XX в. // Пространство власти. Исторический опыт России и вызовы современности. М., 2001.
, короткое время служит членом Организационной (поземельно-податной) комиссии. При военном губернаторе А.К. Абрамове приказом от 29 мая 1878 г. 26-летний Наливкин увольняется со службы «по болезни» в чине штабс-капитана «с мундиром». Тогда же он с семьей селится в урочище Радван (недалеко от г. Намангана) среди кипчаков, а потом приобретает на средства, полученные женой в приданое, небольшой земельный участок в кишлаке Нанай, где проживает несколько лет, изучая язык и быт местного коренного населения. Чуть больше года молодая семья живет в центральной Фергане, где Наливкин, будучи членом специально созданной комиссии, изучает причины передвижения песков.
Читать дальше