Array Коллектив авторов - Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин - биография, документы, труды

В этот период своей службы Наливкин активно сотрудничал с выпускниками Казанской духовной академии – Н.п. Остроумовым [91] Остроумов полностью разделял мнение Наливкина о том, что русская власть должна контролировать мусульманское образование в Туркестане (См.: Остроумов Н.П. Колебания во взглядах на образование туземцев в Туркестанском крае (Хронологическая справка) // Кауфманский сборник, изданный в память 25 лет, истекших со дня смерти покорителя и устроителя Туркестанского края генерал-адъютанта К.п. фон-Кауфмана I-го. М., 1910). Правда, в своей статье об образовательной политике Остроумов ни слова не говорит о Наливкине, какие-либо личные отношения с которым у него к тому времени совершенно расстроились и окончательно прекратились. и М.А. Миропиевым. Последний, характеризуя Наливкина весьма положительно, писал об ошибочности его увольнения с должности 3-го инспектора и отказа от предлагаемых им реформ туземного образования [92] Миропиев М.А. О положении русских инородцев. СПб., 1901. С. 384. К.Е. Бендриков утверждает, что из-за конфликта с Миропиевым в 1890 г. Наливкин ушел из Туркестанской учительской семинарии. Однако сам Миропиев в своей книге отзывается о Наливкине исключительно лестно. . Тот же Миропиев утверждал, что русские явились в Туркестан «…в качестве пионеров русской цивилизации, проводя в покоренную туземную народную массу разными путями русские взгляды, порядки, обычаи и привычки…», и считал необходимым «перевоспитание души» туземцев, не исключая превращение их в русских и православных [93] Там же. С. 489, 492. .

В этой связи интерес представляет оценка, которую дал Наливкину историк П.П. Литвинов в книге «Государство и ислам в Русском Туркестане» (1998). Этот автор стоит несколько особняком в современной историографии, и пафос его исследования заключается скорее в том, чтобы защитить русскую колониальную политику в Средней Азии от несправедливых нападок и обвинений во всех смертных грехах. В литвиновском изображении Наливкин превращается в эффективного колонизатора, который благодаря своим знаниям языка, обычаев, психологии, своему опыту и связям среди туземцев сумел добиться снижения антирусских настроений, добиться соблюдения «требуемых от всех подданных» норм уважения к высшей власти, «примирить интересы российской государственности и мусульманской религиозной школы» [94] Литвинов П.П. Государство и ислам в Русском Туркестане (1865–1917) (по архивным материалам). Елец, 1998. С. 122–123, 140–142. Любопытно, что Литвинов называет Наливкина «бывшим “народником”» (Там же. С. 22, 122), отдавая дань прежней историографической традиции и одновременно указывая, что деятельность на должности инспектора мусульманских и русско-туземных училищ «народнической» уже не является. К.Е. Бендриков, который также находился в плену прогрессистского образа Наливкина, тем не менее на свой манер подтвердил выводы Литвинова, отметив, что в некоторых случаях Наливкин позволял себе высказывания «в духе великорусского национализма» (Бендриков К.Е. Очерки по истории народного образования. С. 255). . Такое мнение вроде бы противоречит словам самого Наливкина, который позднее, в книге «Туземцы раньше и теперь», пишет о профанации образовательной политики русской власти в Туркестане и ее фактическом провале. Однако полное разочарование и переосмысление наступило только в тот момент, когда бывший заведующий всеми мусульманскими и русско-туземными школами оказался в роли радикального оппонента власти. В 18801890-е гг. Наливкин вряд ли был так категоричен, и его оценка Литвиновым выглядит вполне уместной.

Не менее интригующей для исследователей является деятельность Наливкина в 1899–1901 гг. на должности старшего помощника особых поручений при туркестанском генерал-губернаторе. Этот период, как правило, выпадает из историографических обзоров. Ни Лунин, ни Лукашова о нем почти ничего не говорят. Я думаю, дело здесь не только в том, что этот период в жизни Наливкина слишком непродолжительный, а скорее в том, что он совершенно не вписывается в тот портрет закоренелого «народника» и почти революционера, которые оба автора рисуют. Последние публикации на эту тему историка Д.Ю. Арапова проливают свет на деятельность Наливкина в эти годы.

В 1898 г. генерал-губернатора А.Б. Вревского сменил новый начальник Туркестанского края – С. М. Духовской. Эта смена совпала с событием, наложившим отпечаток на все недолгие годы правления Духовского, – Андижанским восстанием, которое произошло под знаменем мусульманского джихада. Многие прежние принципы политики в Туркестане были пересмотрены тогда в сторону ужесточения [95] По выражению Ф. Исхакова, политика при Духовском стала «беспредельно жестокой» (Исхаков Ф. Национальная политика царизма. С. 174–175). См. также высказывания западных исследователей-советологов: «…Все реформы, осуществленные в правление генерала Духовского, имели целью укрепление русской военной власти…» (Carrere d’Encause H. Organizing and Colonizing the Conquered Territories // Central Asia: 120 years of Russian Rule / E.A. Allworth (Ed.). Durham and London, 1989. P. 170–171). Впрочем, как пишут мемуаристы, действительным инициатором ужесточения туркестанской политики был не тяжело больной Духовской, а его начальник – военный министр А.Н. Куропаткин, в недавнем прошлом военный губернатор Закаспийской области (см. Федоров Г.П. Моя служба в Туркестане). . Одной из главных задач туркестанского генерал-губернатора стало определение отношения власти к исламу. В том же 1898 г. Духовской в «отзыве военному министру» высказался за усиление «надзора» за мусульманскими школами и вакуфными имуществами, для чего предлагал создать «Туркестанское духовное правление» во главе с председателем из русских, «знакомых с шариатом, тюркским и персидским языками» [96] Арапов Д.Ю., Васильев Д.В. Проекты устройства Управления духовными делами мусульман в Туркестане. Документы Архива внешней политики Российской империи. 1900 г. // Исторический архив. 2005. № 1. С. 153. . Генерал-губернатор не называл имен претендентов на эту должность, но с большой, почти стопроцентной, вероятностью можно утверждать, что речь шла о Наливкине, который считался лучшим знатоком местных языков и шариата, а к тому же был хорошо знаком с мусульманской элитой. Более того, похоже, что первый проект нововведений в исламскую политику составлялся при непосредственном участии Наливкина. Так, намерение усилить контроль за мусульманскими школами и вакуфами очень напоминал план реформ, который он составил, будучи 3-м инспектором народных училищ, а тот факт, что Министерство народного просвещения в «отзыве» Духовского не фигурировало, объясняется конфликтом Наливкина с главным инспектором края [97] В 1899 г. планы реформ исламской политики в Туркестане несколько трансформировались. В докладе С.М. Духовского «Ислам в Туркестане» и проектах специально созданной комиссии (куда Наливкин не входил!) уже не говорилось о создании «духовного управления» и необходимости жестко контролировать мусульманские школы и вакуфы («Ислам в Туркестане» 1899 г.: Доклад генерала С.М. Духовского // Мусульманская Средняя Азия: Традиционализм и XX век. М., 2004; Арапов Д.Ю., Васильев Д.В. Проекты устройства Управления духовными делами мусульман в Туркестане: Документы Архива внешней политики Российской империи. 1900 г. // Исторический архив. 2005, № 1). Но даже эта программа была встречена прохладно со стороны центрального правительства и была раскритикована за излишнюю и неоправданную исламофобию (Записка С.Ю. Витте по «мусульманскому вопросу» 1900 г. (публикация Д.Ю. Арапова) // Сборник Русского исторического общества. Т. 7(155). М., 2003. С. 198–209). .