Денис Соловьев - Спецназ Пакистана. Черные Аисты. Спецназ Афганистана

Вспоминает Анатолий Пашин, разведчик отряда: «Духи» отрезали оба взвода двойным кольцом и начали расстреливать ребят. Поднялась паника. Никто не знал, что делать. Оба взвода почти полностью погибли, правда, когда началась перестрелка, несколько человек успели выйти из этого кольца. Другие два взвода пытались прийти на помощь, но кольцо было очень плотным, и у нас появились потери». Командир 3-й роты стал свидетелем того, как ловушка захлопнулась – противник вышел в тыл 1-й роты, спустившись по высохшему руслу восточнее Даридама. Комбат не вызвал вовремя артиллерию, приняв спускавшихся врагов за свою группу. Это позволило душманам подтянуть туда же еще около 50 человек. Часть басмачей огнем из ДШК (пулемет Дегтярева – Шпагина крупнокалиберный), стрелкового оружия и легких минометов отражала попытки 2-й и 3-й рот спуститься на помощь окруженным товарищам. Другая – методично расстреливала разбившихся на мелкие группы бойцов. Они зажигали сигнальные дымы, надеясь на вертолеты, но тем самым окончательно раскрывали себя и свои и без того ненадежные укрытия. В Асадабаде спешно создавался сводный отряд из остававшихся в расположении части солдат, бронегруппа ринулась на подмогу. Но танки попали на мины и подорвались, а БМП застряли на скалистом грунте – прорвалась только одна машина. Убегали драгоценные минуты, кончались патроны у раненых и по нескольку раз окруженных бойцов. Те из них, у кого магазины автоматов опустели, взялись за гранаты. В этом же бою был совершен беспримерный в истории афганской войны подвиг – семеро ребят (Гавраш, Кухарчук, Вакулюк, Марченко, Музыка, Мустафин и Бойчук), раненые, предпочтя смерть плену и истязаниям, взорвали себя штурмовой гранатой, сделанной из мины ОЗМ-72. Во второй половине дня 21 апреля, когда сводная рота и бронегруппа вошли в Мараварское ущелье, навстречу им уже шли уцелевшие бойцы, выводя и вынося раненых товарищей. Под утро следующего дня к своим выбрался солдат, рассказавший об ужасной расправе взбешенных яростным отпором врагов над нашими ранеными, оставшимися на поле боя. Один из ребят – ефрейтор Василий Федив, когда душман склонился над ним, чтобы добить, перерезал врагу горло. Его мучили дольше остальных. Последующие два дня, потеряв еще трех солдат, под огнем выносили изуродованные тела товарищей. Многих пришлось опознавать по наколкам и деталям одежды. Так было опознано тело сержанта Виктора Тарасова, который якобы был взят в плен и погиб от залпа НУРСов (неуправляемый реактивный снаряд) с наших вертолетов. Якобы – потому, что вертолетчики видели уводимого в сторону Пакистана человека в «песочнике», светлом комбинезоне, а Тарасов был одет в обычную полевую форму.

Вспоминает Петр Севко, разведчик отряда: «Наша бронегруппа под командованием лейтенанта Дорогина выдвинулась в район Мараварского ущелья. Все было бы совсем по-другому, если бы не дорога. Мы не доехали буквально километр, может, два. На нашем пути – высохшее русло. Вот там мы и застряли, просидели целый день и почти всю ночь. Да еще утром прибыли два танка и начали расстреливать валуны, которые мешали проходу техники. В итоге пробивается одна машина, пошла вторая и на подъеме «разулась». А тем временем наши ребята там погибали. До сих пор это роковое стечение обстоятельств не дает мне покоя. К нам на помощь вышел батальон из Джелалабада. С этими ребятами мы выдвинулись в ущелье для того, чтобы забрать всех погибших товарищей. Эта «работа» затянулась на целый день, ночь и следующий день». Вспоминает Юрий Филиппович, старшина отряда: «Утром 23 апреля спустились с горы в кишлак Даридам, где нас построил начальник штаба армии, руководивший операцией. О нашем неудачном бое стало известно в Москве. Привлекли на помощь много техники, людей, чтобы нас вытащить. Прогремели на весь Афган. Вывод был такой: людей, не имеющих боевого опыта, без командиров, которые уже воевали, необстрелянных солдат и офицеров кинули в бой».

Вспоминает Максим С., разведчик 66-й Отдельной мотострелковой бригады: «Вообще, для того, чтобы понять, что же там произошло, необходимо рассказать предысторию. Со второй половины марта 1985-го. Дело в том, что провинция Кунар расположена вдоль границы с Пакистаном. Посередине ее пересекает речка с одноименным названием. По старым пакистанским картам, левый берег реки – уже Пакистан. По современным нашим, от речки до границы от 0 до 15 км. По современным пакистанским картам, в глубь территории Пакистана уходит область компактного проживания пуштунских племен, которая не контролируется пакистанскими властями и по сей день. По данным наших советников, общая численность «духов» в провинции на 1984-85 годы составляла около 7000 бойцов (цифра по памяти, могу и ошибаться). И это только с афганской стороны. С пакистанской были как многочисленные лагеря для подготовки боевиков, так и собственно базы всяких там «черных аистов» и прочих профессиональных наемников. Наших в провинции находился один пехотный батальон 66-й бригады, реальная численность которого со всеми приданными подразделениями составляла около 300 человек. Батальон иногда менялся. По моим данным, до 1983-го в Асадабаде (и даже частично в Баркандае) стоял второй батальон. После него третий, а в феврале 1984-го снова второй. И только во второй половине марта 1985-го в Асадабад дополнительно прибыл из Союза батальон спецназа. Специально хочу заострить ваше внимание: 17 марта 1985-го границу Афганистана пересекает отряд спецназа с ребятами, которые про войну видели только в кино. А 21 апреля они теряют 26 человек и еще троих в последующие два дня. Для сравнения – потери, которые спецназ понес за первый месяц пребывания в Асадабаде, превышают потери, которые понес пехотный батальон за предыдущие год с небольшим. Первые несколько недель ребята обустраивались, ставили палатки, рыли сортиры. В принципе ничего особенного, если бы не одно маленькое «но»… При редких встречах с мотострелками нам неоднократно заявлялось, что мы, пехота, воевать не умеем, а они, спецназ, приехали навести здесь порядок. В принципе ничего удивительного. У каждого своя работа. Мы их молча слушали. Но из командования отряда никто не удосужился спросить у нашей разведки об обстановке в ущелье! И вот случилось. Основные работы по благоустройству уже позади, и спецназ выходит на первое самостоятельное задание в Мараварское ущелье, в трех километрах от расположения батальона. Теперь о Мараварском ущелье. Вход в ущелье находится, если смотреть визуально из батальона, прямо на виду. Можно «подстрелить» из стрелкового оружия. Но дальше ущелье идет в изгиб – аж до самой границы с Пакистаном. То есть целых 10 км. И не надо быть большим стратегом, чтобы понять: если отряд углубится в ущелье на пару километров, он окажется как раз посередине между пакистанской границей и Асадабадом. А для брони разница будет вообще ошеломляющая: она же через паром перебраться не может. Ей надо через мост. А раз это не учли, то не в стратегии дело и не в плохих учебниках, а в самоуверенности. Именно самоуверенность сгубила тогда ребят. Когда-то в Мараварах кто-то жил. Об этом свидетельствуют развалины дувалов у входа в ущелье. Видимо, до ввода советских войск это была оживленная караванная тропа. Глубже в ущелье действительно жили люди. И подчинялись они отнюдь не официальным афганским властям, а именно моджахедам. Плюс вокруг батальона всегда располагались «духовские» посты, с которых нас обстреливали с завидной регулярностью. Плюс у входа в ущелье был пост «царандоя» (афганская армия). Плюс афганцы паромщики. Что еще надо добавить, чтобы понять, что о выходе отряда спецназа было известно во всей ближайшей округе!