Мария Ромакина - Алексей Греков

Титульный лист второго номера газеты «Московские ведомости», 30 апреля 1756 года.

Современный вид корпуса Университетской Типографии в Москве на улице Большая Дмитровка, д. 34.

Штат типографии и сопряженных с нею заведений (литографии и др.) в конце 1830-х – начале 1840-х годов, когда в ней служил Греков, составлял около 200 человек. Начальник типографии и помощник его, редактор «Московских ведомостей» и помощник его (в этой должности как раз числился Греков с 1836 по 1842 или 1843 год), семь корректоров, приемщик объявлений, двое смотрителей за домом и материалами, доктор, бухгалтер, письмоводитель, около десяти канцелярских чиновников в разных должностях, фактор и помощники его, пунсонщик и его ученик, словолитный мастер и его ученик, около шестидесяти (!) наборщиков и их учеников, около пятнадцати подъемщиков и их учеников, около двадцати словолитцов и их учеников, примерно тридцать пять человек обслуживали скоропечатные машины (среди них трое были мастерами, остальные – просто работниками), около двадцати тередорщиков и чуть меньше батырщиков, рисовальщик при литографии. Род деятельности некоторых из этих специалистов для современного человека не всегда понятен. Пунсонщик, например, занимался «словолитьем», т. е. работал с литерами и матрицами, тередорщики обслуживали ручные печатные станки, бутырщики накатывали краску на набранные оттиски. Шрифты в ходу в то время были самые разнообразные. Из русских – терция двойной, цицеро двойное, парагон прямой, миттель прямой, корпус прямой, прямой египетский.

Размер жалованья служащих распределялся согласно должностям. В 1837 году начальник типографии получал 1000 рублей и пять процентов «от чистаго дохода типографии», его помощник – 1500 рублей «из типографской суммы». Редактор «Московских ведомостей» – жалованья 1400 рублей и по 2,5 процента «с чистаго дохода типографии», его помощник, – 1400 рублей «из типографской суммы». Помощникам проценты не полагались. На свое жалованье в 1837 году Греков мог бы организовать около четырех металлографий, о которых писал в своей первой книге. Остальные получали меньше: письмоводителю полагался доход 800 рублей, лекарю – 650 рублей.

Главным редактором «Московских ведомостей» с 1814 по 1841 год был князь Пётр Иванович Шаликов (1768–1852), который, кроме того, что служил издателем, еще и занимался литературной деятельностью: был также писатель и журналист. Это был тот самый грузинский князь Шаликов, о котором Александр Сергеевич Пушкин писал в одном из своих писем: «Он милый поэт, человек, достойный уважения, и, надеюсь, что искренняя и полная похвала с моей стороны не будет ему неприятна. Он именно поэт прекрасного пола». Князь был известен как автор «сентиментальных» сочинений. Впрочем, в эпиграмме, сочиненной вместе с Баратынским, Пушкин был куда менее деликатен:

К концу стихотворных строк выясняется, что причина тех слез – желание «выйти на двор». Как и подобает эпиграмме, эти строфы язвительны, впрочем, скорее в шутливом, а не злом тоне. Существовали и более едкие высказывания. Так, статский советник Максим Яковлевич Фон-Фок (1777–1831) писал: «Князь Шаликов с давнего времени служит предметом насмешек для всех, занимающихся литературой. В пятьдесят лет он молодится, пишет любовные стихи, влюбляется и принимает эпиграммы за похвалы. Место редактора «Московских ведомостей» получил он по протекции Ив. Ив. Дмитриева, которому он служит предметом насмешек под веселый час. Этот князь Шаликов не имеет никаких сведений для издавания политической газеты и даже лишен природной сметливости». Князь, имевший «горбатый, «попугайный» нос, длинные бакенбарды, огромный хохол над высоким лбом, вычурные пестрые наряды», а вдобавок ко всему и эксцентричную манеру поведения, действительно не раз становился поводом для написания эпиграмм.

С 1813 по 1836 год Шаликов жил в «Доме редактора» на Страстном бульваре, 10, одном из типографских зданий, в служебной квартире. На одной из его дочерей женился Михаил Никанорович Катков (1818–1887), который в дальнейшем будет занимать ту же должность. К сожалению, об отношениях Грекова со своим начальником – были ли они чисто формальными или же более близкими, – нам не известно.