Михаил Серяков: Богини славянского мира

Возвращаясь к польской «Истинной повести об основании монастыря на Лысой горе», следует отметить, что в XV–XVIII вв. как в западнославянских странах, так и в Германии и на Руси появляется ряд сочинений, сообщающих о славянских богах и богинях гораздо более подробную информацию, чем средневековые источники. Отношение к этим относительно поздним сочинениям в науке более чем неоднозначное. С одной стороны, понятно стремление ряда исследователей воспользоваться ими, чтобы расширить более чем скудные сведения первоисточников. С другой стороны, все эти сочинения отстоят от начала христианизации соответствующих стран примерно на пять или более столетий, что естественно порождает сомнения в подлинности изложенных в них сведений. Теоретически, как мы видели на примере Тиуновского святилища, языческие верования могли достаточно большое время сохраняться в отдельных местах, обычно на окраинах, однако, как правило, эти авторы не сообщают источник своих сведений о язычестве. В результате очень часто мы не знаем, действительно ли эти авторы почерпнули свои сведения из живой народной традиции либо все это является личным вымыслом того или иного автора, не имеющим никакой научной ценности. Мне представляется, что, в силу этих причин, к сочинениям XV–XVIII вв. следует подходить дифференцированно и использовать только те сведения, которые подтверждаются другими достоверными источниками. По этой причине в данной книге не будут рассматриваться Лада и Леля: польские источники впервые упоминают о них с XV в., а отечественные – с XVII в. Единственным исключением из этого правила является древнечешская Mater verborum, отождествляющая Ладу с Венерой, однако, как уже отмечалось выше, достоверность этой рукописи также находится под вопросом.

Завершая этот краткий обзор наших основных сведений о славянских богинях, следует признать, что как отечественные, так и иностранные источники весьма скупы на описание исконных верований наших предков, обычно отмечая имена божеств и внешние проявления их культа. Ни один из них не дает сколько-нибудь полной информации о том или ином божестве и не излагает связанных с ним мифов. Более подробными оказываются сочинения XV–XVIII вв., но к ним, по отмеченным только что причинам, следует подходить со значительной степенью осторожности. Археологические находки и описания иностранных авторов позволяют нам увидеть, в каком образе представляли наши предки своих богинь, но все они, за исключением Тиуновского святилища, лишены подписей, и мы лишь с большей или меньшей вероятностью можем соотнести их с конкретным божеством. Что касается внешнего облика богинь, то здесь мы располагаем еще одним дополнительным источником, которого мы лишены при изучении внешнего облика богов. Речь идет об архаических сюжетах русской народной вышивки. Поскольку вышивкой занимались женщины, в своем творчестве они, естественно, старались отобразить в первую очередь женские божества. В.А. Городцов, одним из первых обративший внимание на значимость данного источника для изчения русского язычества, писал по этому поводу: «Такие памятники сохранились почти исключительно в женском рукоделии, именно, в женских вышивках, где, как известно, каждая строчка, каждый крестик имеет строго канонизированный характер и передается от учительницы к ученице в возможно большей точности и совершенстве. Эта точность и совершенство поддерживаются еще и тем, что лучшие из творений, по свидетельству Н.П. Шабельской, выполнялись для свадебных обрядовых подарков, именно, они вышивались невестами для женихов и их родни, чтобы те судили, умеют ли невесты шить, или, как мы увидим ниже, твердо ли они знают религиозные символы, которые население, как священный завет, несет и хранит, из глубочайшей дохристианской древности. О важном значении обрядового шитья говорит и одна свадебная песня, имеющая инструктивный характер. Эта песня, записанная гр. П. Шереметевым в 1901 г. в Белозерском крае, гласит:

Отсюда видно, что шитью молодых девиц и знанию грамоты юношей придавалось одинаковое значение, и это мы поймем, когда убедимся, что в шитье девиц выражалось такое же важное для населения знание священных символов той старой, а поэтому дорогой веры, которою жил народ тысячи лет. Как весталки, чистые девы Рима, хранили неугасаемый огонь, символ обоготворенного небесного огня – солнца, так юные девы Русского Севера обязывались и обязываются нести и несут символы своего первобытного народного русского культа от древнейших времен и до наших дней. Они забыли имена своих символов, так как произносить эти имена уже более тысячи лет строго воспрещалось. Да и зачем им имена – звуковые символы, когда заменяющие их зрительные символы так ясны, так понятны и так полно говорят душе остановившегося в культурном росте поселянина, скрывавшегося в дремучих лесах и непроходимых болотах» 29. Этнографические материалы свидетельствуют, что еще в середине XIX в. в некоторых русских местностях во время крещенских смотрин невест был известен обряд «чтения» узоров. Во время него старуха показывала собравшимся вышитые невестой подолы рубах и объясняла значение каждого узора 30. Однако и русская вышивка передает лишь внешний облик богинь, а не их имена или связанные с ними мифы.