Максим Велецкий - Маргиналии. Выпуск первый

Я не раз писал о невозможности глобализации, но возвращаюсь к этой теме, поскольку иногда мне кажется, что чуть не единственный понимаю, что оная неосуществима, а все разговоры о ней – глупость (чтобы не сказать грубее). Ну или отмывание денег для левых и правых – первые должны делать вид, что она уже вот-вот, сейчас-сейчас, а правые должны героически бороться против «однополярного мира».

Вернемся, однако, к стихотворению. Мне очень жаль, что от этого Гегесиппа до нас почти ничего не дошло – а ведь останься он в литературе в большем объеме и будь известен в Средневековье и Возрождение, он бы мог повлиять на кого-нибудь великого. И глядишь – история культуры могла пойти немного по-иному пути (точнее, появился бы еще один путь). Допустим, возрожденцы возродили бы и такой натурализм – и получили бы мы грубый реализм уже веке в XV. А как бы он мог повлиять на Рабле, Шекспира, Сервантеса?

Все это фантазии и спекуляции, разумеется. Но отчего бы в них не поупражняться – тем более, что повод подходящий, ведь стихи у Гегесиппа получились не только очень нетипичными для его культуры, но и просто прекрасными – безотносительно к чему-либо.

В «7. К Платону» мы обсудили теорию идей в ее поздней версии, показав, что для нахождения ответов на серьезные философские вопросы иногда необходимо делать парадоксальные умозаключения. Одно дело – заявить, что сущности вещей существуют сами по себе и не подвержены изменениям, а другое – признать, что эти сущности причастны как бытию, так и небытию, как движению, так и покою.

У Аристотеля мы можем найти мысль совсем иного рода – касающуюся не идей, а вещей. Но ее прелесть также заключается в неочевидности для обыденного мышления:

«Сущностям свойственно и то, что им ничего не противоположно; в самом деле, что могло бы быть противоположно первой сущности, например отдельному человеку или отдельномуо живому существу».

Здесь нужно особо подчеркнуть, что Аристотель понимает под первой сущностью только конкретную единичную вещь, а не ее идею. Дело в том, что греческое ουσία , обычно переводимое как сущность , в век Платона и Аристотеля еще было многозначным понятием – и именно благодаря двум главным мыслителям в греческой истории за ουσία закрепился устойчивый философский шлейф (а вообще в греческом языке оно означало имущество , собственность [АИ 10]).

В отличие от Платона, Аристотель был менее сосредоточен на теологической проблематике и высших онтологических принципах – потому первыми сущностями он называл вещи, а не идеи. Возможно, переводя аристотелевские сочинения, было бы лучше переводить ουσία не как сущность (поскольку современный читатель привык понимать под этим понятием идею), а как существо или сущее . Первые сущие – это как раз отдельные вещи, а вторые – это те виды и род а , к которым они относятся: вот это дерево является первым сущим, а дерево как общее понятие (платоновская идея) для всех частных деревьев – это второе сущее.

Что же такого замечательного в высказывании Аристотеля о том, что первому сущему ничто не противоположно? Дело в том, что наше мышление настроено на выявление противоположностей – мы легко и с удовольствием всему находим антонимы, каталогизируя реальность при помощи дихотомий. А хорошо ли мы делаем, ища каждой вещи ее антипод?

До написания этих строк я провел лабораторный эксперимент: спросил у знакомого, что, по его мнению, противоположно яблоку (попросил отвечать не задумываясь). Он сказал, что апельсин – потому что первое зеленое и кислое, а второй – оранжевый и сладкий. Дальнейшие пары были таковы: озеро – лес, стол – стул, кот – мышь . Опрашиваемый, конечно, понимал, что противоположности получаются не идеальные – но все же давал ответы довольно резво. Потому, опять же, что наш рассудок отлично выстраивает оппозиции. Нам они нравятся – «Инь-Ян», «бог и дьявол», «отцы и дети», «ангелы и демоны», «война и мир», «город пышный, город бедный», «без зла не будет добра», «противоположное лечится противоположным», «на каждое действие есть противодействие», «противоположности притягиваются», «стихи и проза, лед и пламень» и прочий Гераклит. Половина пословиц построено именно на противопоставлениях: «сытый голодного не разумеет», «худой мир лучше доброй ссоры», «делу время, потехе час» и все такое. В общем, мы, хотим этого или нет, подспудно уверены, что у всего в мире есть антоним – таково свойство нашего рассудка.